Каменный пояс, 1975

И взял автомат. Уходя, оглянулся назад: на ступенях лежали двое убитых солдат. Видно, тоже добытчики воды.

В приоткрытый люк все же сунули ножку стула! Крышку откинули, обработали ход гранатой. Спускались туда солдаты Васильев, Бородулин, Бабин, еще кто-то. Дошли до массивной двери, но ее не открыть.

Мне захотелось тоже побывать внизу. Спустился на глубину, превышающую два метра. Оказался в невысоком проходе. Стены и потолок бетонные. Очень темно, фонариков нет, идем на ощупь. Добрались до двери. Открыть ее не под силу. Делать нечего, вернулись.

Потом гитлеровцы снова пытались проникнуть к нам через тот ход. Туда полетели гранаты. Что они наделали взрывом, мы не знали, так как больше никто туда не спускался.

И все же ход не давал мне покоя. Выручили огнеметчики. Они были из подразделения, пришедшего к нам на помощь.

— Братцы, дело есть. За мной, — потащил я их. У одного из бойцов за плечами висел ранцевый огнемет. — Вот в эту проклятую дыру фуганите.

— Есть, фугануть! — обрадовались солдаты.

Через несколько секунд струя воспламеняющейся жидкости с тугим шипением и нарастающим гулом устремилась вниз. Загудело там, заплясало огненным смерчем. И, не помещаясь в проходе, пламя вырвалось обратно с большой силой, лизнув ближнего огнеметчика. Тот проворно отпрянул, но чуб, выбившийся из-под пилотки, и брови обгорели.

Поблагодарив огнеметчиков, я отпустил их. И как только утихло пламя, мы ход захлопнули крышкой.

Больше нас не тревожили из подполья.

Время перевалило за полдень. Подбегает ко мне рядовой Демьян Добрянский.

— Товарищ младший лейтенант! К рейхстагу через парк идет немецкий танк. Посмотрите!

Выглянул — не танк, а самоходка. Мысль, что молния. Вот когда пригодился расчет противотанкового ружья.

— К бою, живо! — скомандовал. — За мной. — И бегущему мне навстречу Досычеву: — Ручной пулемет ко мне!

— Уже там! — ответил Николай, поравнявшись со мною.

А у небольшого пролома в окне собралась едва ли не половина взвода. Лица ребят тревожны. Пулемет и ПТР установили в пробоине. Видно стало, как, лавируя между деревьев, «фердинанд» подошел на короткую дистанцию к рейхстагу, вращая орудием. Выжидать некогда, нужно опередить его.

— Огонь!

Сверху самоходка открыта, туда и ударили. Забил лихорадочно пулемет. Бьют солдаты из автоматов. И в этой дроби — баритончик ПТР — хлесткий, упругий. «Фердинанд» резко остановился, и из ствола его пушки плюхнул огонь. Но, видать, не успели навести орудие точно. Снаряд угодил выше и левее нас. Стена вздрогнула. А мы бьем, не переставая. Смотрим, «фердинанд» дал задний ход и, не сделав больше ни выстрела, удалился.

Прекратили огонь и мы. Я снял пилотку и вытер мокрый лоб. Страдаем от жажды, а поди ж ты, еще и потеем. Говорить ни о чем не хотелось. Каждый отлично понимал, сколько бед натворил бы этот «фердинанд».

Тут как из-под земли появилась фляжка с водой.

— Где взяли?

— Да кто-то притащил... оттуда.

А откуда — не сказал. «Понимай, мол, сам». Ни о чем я больше не спрашивал. Откуда «оттуда» — я знал. Жажда была наш первый враг, и даже самое строгое приказание «не ходить» — не поможет. Все равно пойдут, не уследишь.

Скоро в зале стали рваться гранаты. Черт, откуда они? Все залегли, спрятавшись, кто за чем. Осколки нас не достают, застревая в побитой мебели. Зато оторванные щепки летят под самый потолок. Кто-то заметил, что гранаты выпадают через круглые отверстия, проделанные в потолке. Мы их видели и раньше, но опасности оттуда не ждали. Это, видимо, вентиляционные отверстия. Мы выпустили вверх по короткой автоматной очереди.

Только покой обрели ненадолго. Очень скоро разыгралось такое, о чем уж никак не подозревали. Гитлеровцы применили последнее средство: забросили в зал огненный шар. Я взглянул и обомлел: термитный! Его ничем не затушишь!

Ко мне подбежали солдаты. Родионов метнулся от нас и через две-три секунды вернулся с ведром, в котором был до основания отжатый хлеб. Кто-то попытался выбросить шар саперной лопатой через бойницу. Но не сделал и трех шагов, как шар вспыхнул, и от него посыпались огненные искры. Родионов бесстрашно подбежал к шару и накрыл его, думая, что сырые отжимки кваса погасят пламя. Едва он отбежал, как ведро, прогорая, стало оседать.

Пополз кверху дым, взметнулось пламя. А подойти опасно: уж начал гореть пол. Трещала сухая мебель, вспыхивала, будто издевалась над нашим бессилием.

Это случилось часа в четыре дня. Шар сгорел. Солдаты бросились тушить мебель. Хватали горевший предмет и сбивали пламя. Наши усилия почти не принесли пользы. Все перемазались углем и, без того чумазые, стали похожи на чертей. Многие спалили гимнастерки, остались без пилоток, сбивая ими пламя.

Но, борясь с огнем, мы не забывали о фашистах. Выделенные мной люди взяли под прицел места, откуда они могли появиться.

Вскоре стало совсем трудно: огонь не стихал, а наши силы истощались.

И самим непонятно было: чем еще там дышали, где брали силы? Без жалоб шли дружно туда, где опаснее.

Так боролись с огнем около двух часов. Удивляюсь и восторгаюсь простыми парнями до сих пор.