Каменный пояс, 1978

Федор опять надолго стих, прислушиваясь к вечерним звукам деревни. По большаку, разрезая темень длинными лучами фар, прошел молоковоз с вечерней дойкой. Лениво, скорее для порядка изредка взбрехивают собаки. С криком «Ласка, Ласка!» кто-то бродит за огородами, разыскивая теленка. Весенняя земля остро пахнет сыростью, прелью, первой зеленью…

Федор Коровин счастливо избежал маяты, которая терзает сейчас Антона. Деревенский настрой жизни принят Федором без всяких оговорок, таким, каков он есть. Свое будущее Федор видит ясно и далеко вперед. Еще с год походить в холостых, потом жениться, устраивать свой дом, заводить, как у других, свое хозяйство, растить детей. Лучше, если их будет несколько, один за другим, без большого разрыва. Тогда семья получится дружная. Сам он будет работать на тракторе, каждый год повторяя одно и тоже: пахать, сеять, убирать. И у него со временем, как у Ивана Михайловича, появится своя боль за Журавли и людей, живущих здесь…

Из темноты появился Сергей. Теплый вечер и его вытолкнул за порог.

— Вижу, охрана клуба на месте, — заговорил он. — О чем толкуете, мужички?

— Про всякую ерунду, — ответил Федор, а Андрюшка добавил:

— Федя пришел к выводу, что надо стремиться к покою. Если меня не трогают, то хорошо.

— Чего, чего? — возмутился Федор. — Это когда я говорил?

— Говорить не говорил, а думал.

— И в мыслях не было!

— Извечная проблема, — усмехнулся Сергей. Он подсел к ребятам, вытянул натруженные за день ноги. — Еще год назад я сам как думал. Вот прибился к спокойному берегу, есть у меня одна печаль-забота. Хлебная. Другое пускай другие делают. Но не получается, да и не может быть такого. Всегда надо брать на себя чуть больше, чем хотелось бы.

— Осуждаешь серединочку? — Федор пытливо смотрит на Сергея. — А сам-то нынче тоже… Со стороны хорошо видать было.

Сергей смутился. Скандал в Заячьем логу, можно сказать, целиком получился по его вине, как агронома. Еще до Журавлева и Кузина ему полагалось проверить поле и определиться твердо, а не мямлить что-то половинчатое.

— Поля еще плохо знаю, — ответил он Федору.

— А зачем же учился? — допытывается тот.

— Вот это уже интересно! — удивился Сергей. — Сегодня меня целый день пытают: зачем я учился и чему научился.

— Правильно делают,- — заметил Андрюшка. — Раз возникли подозрения, их надо немедленно проверить… А кого это земля плохо держит? Посмотрите на это явление!

Явлением был Григорий Козелков. Земля действительно плохо держала его, раскачивала, и он, то и дело припадая к забору, бормотал, едва ворочая языком:

— Откровенно выражаясь, последняя новость… Журавлев самый… Теперь уже не звеньевой… Вопрос решен… Захар Петрович не уважает… Я не уважаю…

— Чего мелешь? — закричал на Козелкова Сергей. — Рехнулся с перепою? Чертей уже видишь?

— Нету чертей… За непочтение… Утром будет объявлено…

Решив, что тут как раз тот случай, когда дыма без огня не бывает, Сергей отправился искать Кузина. Он опять говорил себе, что сам он виноват, оставил Ивана Михайловича по сути один на один с новым делом и ничем существенным не помог… Нынешний случай — опять промашка. Растерялся, не придал значения. Надо было немедленно собрать партийное бюро, общей силой, общим умом дать оценку конфликту, дать оценку себе в первую очередь. Его бездействие рождает иные действия… Нет, не зря Иван Михайлович квелым его называет. В самую точку…

Сергей не заметил, как добежал до конторы. Но там закрыто, темень. Он круто свернул в проулок к дому Кузина. Там тоже темно, но Сергей забарабанил в окно и колотил до тех пор, пока не открылись высокие тесовые ворота и не выскочил перепуганный Захар Петрович.

— Случилось что? — спросил он.

— Да, случилось! — выкрикнул Сергей. — По деревне шляется пьяный Козелков и городит невесть что про Журавлева. Будто он уже не звеньевой. Откуда это?

— Фу ты, господи! — перевел дух Кузин, — Я Гришке на язык ботало повешу.

— Давай без шуток, Захар Петрович. Сядем и поговорим. Ведь совсем плохие дела у нас начались. Один случай — это случай, а тут уже система.

— Поговорить надо, — согласился Кузин. — Но не ночью же и не в таком виде, — он подергал лямки майки. — Потерпи до утра. Зла на Ивана не держу, но работа есть работа, тут сват-брат в расчет не идет.

С тем Кузин захлопнул ворота.

…И еще одно маленькое событие произошло в этот вечер у старого клуба. Когда Федор и Андрюшка разбрелись по домам, сюда пришли Наташа и Антон. Рассудительная речь комсомольского секретаря, предостерегающего Антона, чтобы он не сманивал Сашку и других ребят в сомнительное путешествие по Сибири, разбивалась о полную его безалаберность.

— Ночью нас никто не встретит, мы простимся на мосту, — напевал Антон, не замечая слез в глазах Наташи. А когда заметил, то удивился.

— Здрасте! Только без этого, не уважаю мокроты.

— Навязался на мою голову, проклятый! — сказала Наташа, отбросив официальность. — Никуда не пущу тебя — и все!

— Это что-то новое! — воскликнул Антон и выставил свое условие: если Наташа разрешит поцеловать ее, то никуда он не поедет и другим закажет.