Каменный пояс, 1981

— Вон Степка Мелентьев — любо-дорого: токарь! И живут-то вдвоем с матерью. Деньжата водятся. И парень хозяйственный. А наш какой-то, прости господи, бестолковый, книжник да мечтатель.

Ездил Гошка в Свердловск, чтоб поступить в индустриальный. Не поступил. Отец огорчился, мать обрадовалась. Да поторопилась — в сентябре Гошке в армию. И Степану тоже. До сентября уже мало осталось.

Армию Гошка представить не мог, вернее, себя в ней. Многие сверстники в военные училища подались. Гошка не решился. Хорошо ли ему будет командиром? Может, в геологи? Нет, ничего еще не выбрал Гошка. Вот отслужит, тогда видно будет.

А небо-то! Коршун в нем плавает, парит на широких крыльях, будто на месте висит. Рядом бы с ним! Поглядеть на землю с высоты!

Где-то каркнула ворона. Гошка ловко вскочил на ноги, закинул ружье на плечо и заторопился к месту встречи. Степан уже поджидал его. Сидел на камушке возле речки и закусывал. Рюкзак валялся рядом. Гошка на взгляд определил — не пустой. Опустился на землю, обхватил колени руками. Степан уминал пирожок, запивая речной водой из кружки. Только похрустывало.

— Хошь пирожка с грибами?

Когда закусили. Мелентьев вытащил пачку папирос и протянул Гошке.

— Ошалел? — удивился тот.

— А, младенец, — усмехнулся Степан. Затянулся всласть дымом — после еды приятно курится. Гошка спросил:

— С удачей?

— Не то чтобы, но есть. Тебя не спрашиваю.

— И то, — согласился Гошка. — Косулю видел.

— И не вдарил?

— Я ж не такой трехнутый, как ты.

— Охотничек! — презрительно сплюнул Степан. — От меня бы не ускакала. Гляди-ко, что мне привалило.

Степан протянул Гошке портсигар. Тот стрельнул глазами на друга, словно бы сомневаясь — не розыгрыш ли? Но взял находку, повертел в руках, вглядываясь в замысловатые завитушки на крышке. Опасливо надавил на рубиновую кнопочку, и верхняя крышка откинулась. Внутри царственно покоился медальон, золотая цепочка обвивала его. Гошка присвистнул от удивления. Взглядом спросил Степана, откуда у него такое сокровище. Рассказ Мелентьева ввел Гошку в задумчивость. Проснулась фантазия. Не иначе, в гражданскую войну это случилось. И замешаны в этом молодой белогвардейский офицер и бедная девушка. Степан слушал Гошку усмешливо, грубовато вернул его на берег речушки Сугомак:

— Брось сказку сочинять. Откуда здесь белогвардейскому чудику взяться. Партизаны тут прятались. Аленка говорила, что ее отец здесь тоже был.

— Хорошо, пусть будут партизаны. Но это еще интереснее. Представь, поймали беляка…

— Ладно-ладно, тебя не переслушаешь, — сказал Степан, пряча портсигар в карман. — Айда по домам. Солнышко на уклон, а нам шагать да шагать.

2. Аленка

С Аленой Головинцевой Степан учился в семилетке. В первом классе была конопатенькой невеличкой, косички с бантиками в разные стороны, носик пуговкой. К шестому вытянулась. Худющая, угловатая, ноги длинные, как тычинки. А косички все так же вразлет. Носик чуть заострился. Степан на нее и внимания не обращал, разве что дергал за косички. Да ведь все дергали.

Кончив седьмой, Степан поступил в ФЗУ. Новые интересы, новые знакомые обрелись. Уж как-то так случилось, что два года, а то и больше Аленку не видел, забыл о ее существовании.

А прошлым летом Гошка повел Степана в городской сад на танцы. Повел, потому что Степан руками и ногами отбрыкивался — какой он, к чомору, танцор? Отмахать десяток километров без роздыха — это, пожалуйста, а танцевать? Самое пустое занятие! Но уступил другу — пойдем и посмотрим, как там подошвами шаркают, обувь не берегут.

В легкой ажурной раковине играл духовой оркестр. На деревянном кругу топтались пары. По периметру — скамейки, садись и отдыхай. Или ожидай кого надо. Тополя, березы, кусты акации, сирени. Даже дуб матерел в сторонке — единственный во всей округе. Известно же, не растут здесь дубы. А этот наособинку. Сквозь зелень исходит рябью заводской пруд.

Сел Степан на скамейку, глядит на танцующих и скучает. Топчутся и топчутся на деревянном кругу, как на сковородке. Трутся друг о друга. Парни подметают широченными брюками клеш дощатый пол. Выгибаются, выпендриваются. И Гошка не лучше всех. Брюнеточку подхватил с кудряшками. Что-то шепчет ей на ухо, она кокетливо улыбается. Ох и Гошка — гужеед! Брюки широченные, по полу волочатся. Пиджак в обтяжку. Узел галстука величиной с кулак. Пижон!

Оркестр выводил вальс, да утробно так, что у Степана зазвенело в правом ухе.

Вальс кончился. Гошка подвел остроглазую брюнеточку к Степану и сказал:

— Прошу любить и жаловать — Алена Головинцева!

Головинцева?! Та самая? Она что, заново родилась? Или еще какая-то Головинцева отыскалась на белом свете? Косичек и в помине нет, кудряшки колечками волнуются. В карих глазах искристый свет.

— Чего мычишь? — улыбнулся Гошка. — Испугался, что ли?

— Ха, — усмехнулся Степан, чтобы скрыть растерянность. — Наше вам! — кивнул головой Алене.

Оркестр заиграл фокстрот. Гошка дурашливо раскланялся:

— Всего! Повеление твое, Алена, выполнил. Улетаю!

Алена, светясь улыбкой, спросила Степана:

— Почему не приглашаешь?