Каменный пояс, 1981

Уральский край готовится к цветенью.
Лишь только снег растаивать начнет,
Я радуюсь земли веселому гуденью,
Походной спешке мутно-талых вод.
Мне стал заметен каждый бугорочек,
И мшистых скал горбатая гряда,
И первый распустившийся листочек,
И лужиц тихих гладкая слюда.
Ожили скверы заводских кварталов,
Здесь птичья радость явственно слышна.
Прославленному дымному Уралу,
Как воздух, зелень свежая нужна.
Он заслужил особенную ласку,
Для всей страны необходимый край.
Вот, словно добрый молодец из сказки,
Стучится к нам голубоглазый май.
Он улыбнется солнечно, знакомо
И тут же всех разгонит по домам,
Когда ударят батареи грома
И лопнут тучи по непрочным швам.
И вдруг к земле из огненного ложа
Протянет солнце веером лучи,
И так оно, огромное, похоже
На плавку в жаркой доменной печи.

Кыштым

Владимир Чурилин ПОЭЗИЯ МАГНИТ-ГОРЫ Стихотворение

Весомой поступью рабочей
Наполнив гулкие цеха,
Сквозь тьму осеннюю грохочет
Строка горячего стиха.

Слова, что голуби на крыше,

Им здесь просторно и светло.
Они взлетают выше…
                                  выше…
И камнем падают в тепло.

К себе приковывая взгляды,

Разряды выгнулись дугой.
А там, в ковшах, бушует рядом
Отцовской гордости огонь.

И ты прислушайся —

Грохочет,
Наполнив синие дворы,
Как зарево осенней ночи,
Поэзия Магнит-горы.

Магнитогорск

Юрий Кашин НАЧАЛО Стихотворение

Впервые на завод в шестнадцать
Пришел я к своему станку.
И страх засел во мне, признаться:
«Смогу я или не смогу?»
Металл звенит и стружкой вьется,
Моторов вой застрял в ушах.
А мой наставник лишь смеется
И объясняет не спеша.
И говорит:
                 «Ну, что робеешь?
Нужна не робость, а напор!
Пооботрешься, огрубеешь».
…А я не грубый до сих пор.

Челябинск

СТИХИ И ПРОЗА

Василий Юровских СОЛДАТСКАЯ МАТЬ

На работу, а за сорок лет пришлось изведать немало профессий и сменить должностей, Владимир Алексеевич Барыкин любил приходить если не первым, то, во всяком случае, раньше положенного времени. Не изменил он этой привычке и после избрания его председателем исполкома сельсовета. Но сегодня Барыкин с раздражением переступил порог кабинета, вспомнив, что с утра предстоит читать очередную докладную отставного работника милиции Мотыгина… И того пуще рассердился, когда не обнаружил в нагрудном кармане пиджака очков. Без них долго, до рези в глазах, будет он расшифровывать кривые строчки докладной. И тут неслышно открылась дверь кабинета и, припадая на правую ногу, — увечье военного детства, вошла секретарь сельсовета Елена Петровна Ильиных.

В другой раз Барыкин удивился бы, зачем столь рано явилась она на службу, может быть, и поморщился бы недовольно, что помешала ему до дневной сутолоки справиться с бумагами и оставить больше времени на живых людей, но сейчас не скрыл радости. И не сразу приметил — секретарь чем-то опечалена и взволнована. Владимир Алексеевич насторожился: наверное, что-нибудь случилось дома, и ее надо отпускать, а на носу сессия с самой ответственной повесткой — отчетом о выполнении наказов избирателей. «Что поделаешь, беда приходит не вовремя», — подумал, вздыхая, Барыкин и приготовился слушать секретаря.

— Тут такое дело, Владимир Алексеевич, — неторопливо, как всегда, заговорила Елена Петровна. — Тут такое дело… Вчера под вечер померла Аграфена Серафимовна Ильиных.

— Родственница ваша? — участливо спросил Барыкин.

— Нет, однофамилица. Да вы привыкайте, у нас в краю чуть не все подряд Ильиных да Пономаревы.

— Жалко человека… Что с ней?