Каменный пояс, 1981

Но Никита не был расположен к шуткам и промолчал. Устроившись поудобнее, он вынул из кармана халата пачку карточек и прочитал на верхней: «Кондратьевский спуск. Больничная балка. 2-ая Бесплановая, 12. Женщина, 26 лет. Боли в животе». На его лице отразилось такое искреннее огорчение, что Ефим Семенович, глянув в зеркальце, удивленно скосил глаза, но узнав адрес, сочувственно зацокал языком. Женщина с Второй Бесплановой — это уж было слишком. Мы, конечно, народ не суеверный, но ночь сегодня будет веселая, это уж точно…

В каждом городе, построенном до революции, есть такие поселки-отщепенцы. Как грибы-поганки, выросли они на пустошах, возле свалок, по оврагам — в самых неудобных для жилья местах. И названия у них меткие: Нахаловка, Шанхай, Копай-город, Вшивка. Название отражало бедность обитателей этих трущоб.

Таким поселком была и Больничная балка — грудка домов, ютившаяся в загогулинах большого оврага, отделявшего расположенную на окраине инфекционную больницу от полынной степи.

Шли годы. Давно исчезли не только с лица земли, но и из людской памяти другие разбросанные по окраинам прежние прибежища нищего люда, а Больничная балка выжила. Старые мазанки-развалюхи перестроились, натянули кирпичную шкуру. По серому шиферу крыш поползла виноградная лоза. На грядках рдели ранние помидоры, стыдливо прятались под лопушиными листьями огурцы. В ручье, бежавшем по дну балки, посиневшие мальчишки, поддергивая сползавшие трусы, ловили руками пескарей. И нередко истомленный струящимся от бетона лором, ошалевший от магнитофонного визга жилец современной десятиэтажки с завистью поглядывал на копошащихся в своих двориках, владеющих частной собственностью обитателей балки, вздыхал по буколическому прошлому.

Недовольны были лишь врачи и почтальоны…

Недавно прошел дождь, и когда Ефим Семенович затормозил, машина скользнула по последним метрам асфальта до самого обрыва. Дальше надо было идти на своих двоих.

По краю балки направо и налево, сколько хватал глаз, тянулись унылые однообразные ряды индивидуальных гаражей. Массивные двери с множеством разнообразных запоров невольно наводили на мысль о тюрьме. Так и хотелось распахнуть их, выпустить на волю томящиеся в темноте разноцветные автомобильчики — пусть побегают на свежем воздухе.

Тропинка вела в разрыв между гаражами и поворачивала круто вниз, туда, где в непривычном ракурсе — сверху — поблескивали крыши домов. Но добраться к ним было непросто. По дороге, петляющей рядом с ручьем по дну балки, мог пройти только грузовик и то в очень сухую погоду. Пешеходы же обычно пользовались вырубленными прямо в склоне лестницами, крутые, разбитые сотнями ног ступени которых вели вниз, без площадок и поворотов.

— Ой! — кокетливо вскрикнула фельдшер Дуся, молодая девушка с длинными красивыми ногами, составлявшими предмет ее тайной гордости. — Ой, Никита Иванович, не смогу спуститься. У меня юбка узкая. — И она весело повела на Никиту карими раскосыми глазами.

В другой раз он охотно поддержал бы легкий щекочущий разговор, сказал бы что-нибудь вроде: «Ну, тогда я снесу вас на руках». Была между ними такая не совсем невинная игра. Они часто находились вместе, а тонкий халат так рельефно обтягивал ее фигуру, очень неплохую фигуру… Но сегодня он эту игру не хотел поддерживать. Не мог.

— Ладно уж, — сказал Никита недовольным мальчишеским баском, — давай чемоданчик. Как хочешь, а слезть придется.

Внизу на Второй Бесплановой, конечно, никто не встречал. А дом 12 мог оказаться и совсем рядом, и за два километра, то ли направо, то ли налево — на то она и Бесплановая. Мог скрываться где-нибудь за выступом старого карьера, из которого когда-то кирпичный завод вывозил глину, то есть там, куда нормальному горожанину и забраться не просто.

Улица была безлюдна. С плетня, недовольно косясь на чужаков, орал петух. На стук из ближайшего дома вышла старуха с неподвижным лицом, наверное, глухая. На все вопросы она согласно кивала головой, как бы соглашаясь, но не отвечала ни слова. А в других домах, как ни стучали, никто не откликался.

Решили уже идти направо, когда из-за угла показался пацан лет семи в больших подвернутых снизу брюках. Пацан делал сразу два дела: старательно шлепал по лужам и на ходу ел арбуз, размазывая свободной рукой на груди сладкий арбузный сок.

— Это вы, доктор, к мамке? — спросил он, обращаясь к высокой дородной Дусе. Маленький Никита в просторном халате с чужого плеча, по его мнению, на доктора не тянул. — Пойдемте. Только в гору придется.

Тропинка вилась между плетнями. Впереди, беспечно меся грязь босыми ногами, шел юный проводник, за ним, чертыхаясь, Дуся, последним плелся Никита с увесистым чемоданчиком. Щедро пригревало солнце.