Каменный Пояс, 1982

— Браво, Олежек! Настоящее образное мышление! Только я тебя сейчас раздраконю. Если снимем его на фоне скал, то контуры-то скал, самое в них и интересное, не влезут в кадр. Кадр останется без информации о месте съемки, такой и в зоопарке снять — чик! — и снял. А если чтоб и скалы вошли и хребты за ними, то снимать нужно именно с вершины скалы. Не забывай для чего мы здесь — фильм рекламный!

— Ладно тебе фасонить… Командуй, куда ее…

Ногой в трещину, рукой за березу цап-царап — и Костик уже на пятачке скалы. Хоть и доказывал он преимущество верхней точки съемки, но что оранжевая земля ярче неба — сам не ожидал!

Лиственничные хребты полыхающим кольцом теснят горизонт. Лишь не тронутые вырубками склоны далекого Хамар-Дабана облиты синеватой кедровой зеленью. Языки свежего снега змеятся с вершин в распадки. Невидимые в распадках озера отражают в небо голубые столбы света. Никакой альбом Рериха не заменит сынку Лешке настоящей Сибири!

По мановению руки Костика Гарькавый послушно перемещается с козой в границах будущего кадра.

Наконец нужная точка для козы отыскана. Начав панораму с обрушившегося на козу медведя, Костик умышленно уведет зрителя на полыхающие багрянцем хребты. Потом опять зверь, но крупным планом. Слюни, брызги крови! Едва зритель войдет во вкус — снова крутануть ему тайгу. Правда, эпизод получится не цельным, а полосатым, как зебра, зато динамичным.

Гарькавый, от него же и нахватавшийся кое-каких терминов, частично прав. Настоящий талант диктует зрителю свой вкус, а не подлаживается под штампы, которые тот легче переваривает.

Обухом топора Гарькавый вогнал в землю березовый кол. Затем оба по очереди выкосили вокруг кола траву в радиусе на длину веревки. Нож в руке Гарькавого ходил слепящим полукругом, и Костик опасливо пятился. Зелеными от травы руками Гарькавый привязал веревку к колу и надрезал ее возле шеи козы. Завидев медведя, живая приманка веревку оборвет, и тогда, возможно, удастся снять короткую погоню и жалкую оборону.

На скале Гарькавый тоже изумленно охнул. Крепче ухватив «Конвас», он жадно таращится через видоискатель на огненные дали.

— Твоя правда, отсюда куда шикарнее… Доучиваться мне до тебя — ой-ой-ой!

— Только доучиваться? Ловко! Потаскав за меня пустой кофр, уже постиг основы операторского мастерства?

«С свиным рылом в калашный ряд», — про себя добавил Костик любимую папину поговорку.

От деликатной оценки Гарькавый враз постарел лицом, но молчит, лишь от губ к скулам протянулись горькие складки. Столь явная беззащитность смутила Костика.

— Извини, Олежек… Я имел в виду: не обязательно работать оператором-профессионалом. Для души так гораздо приятнее кутить любительский «Красногорск», купил и поливай себе на здоровье…

— Сколько? — отрывисто спросил Гарькавый.

— Стоит, правда, дороговато… Рублей четыреста.

— Будут деньги! Вернемся — устроюсь на постоянную работу. Токарил я в зоне классно!

Подвижное нервное лицо Гарькавого озарилось мечтательным огоньком.

— На следующее лето сам сниму фильм про медведей!

— Меня носильщиком пригласишь? — умно, как показалось самому, польстил Костик. Гарькавый горько усмехнулся, и Костик ощутил на щечках горячую краску стыда.

Будущая «кинозвезда» с укором поглядывает на вершину скалы, где затаились Костик и Гарькавый. Через телеобъектив хорошо различима сотрясающая козу дрожь. Очевидно, косолапый бродит совсем рядом…

«И чего на нас косит, больше некуда? Любовалась бы пейзажами…» — размышляет Костик, устраиваясь поудобнее. Сейчас он почти и не сомневается в успехе комичной поначалу затеи.

Однако жевать козу зверюга не спешит. Третий час та впустую тратит нервы: все трясется и трясется. Не надоело ей, что ли?

Вынужденный держать «Конвас» наготове, Илькин давно уже проклял неудобство необорудованной позиции. Опорный столик для кинокамеры и полешки под сиденье— пустяк, на пять минут работы. Погорячились!

Стыдно сказать, но библейский зад Костика, словно та принцесса, сразу ощущает каждую выбоину и песчинку. Он сейчас люто завидует Гарькавому. Тот прихватил с собой телогрейку (что и Костику советовал!) и, хмыкнув на гордый отказ Костика, вольготно разлегся на ней. Хотя бы для приличия предложил еще раз…

— Олег, может она его того… не соблазняет? Заставь ее поблеять… Пожалобней…

— Хм, голова… Козленок я, по-твоему?

— Для искусства, Олег… — Костик замялся, чуть не сболтнув, что было на уме: сапожком ее, сапожком, как Гриню… — Любым способом, Олег…

Едва Гарькавый скрылся, Илькин юркнул на его телогрейку.

Отчего-то Гарькавый не идет прямо, а осторожно крадется через траву к козе. Однако коза, мыслей его не ведая, сама радостно рвется к нему с привязи. Последние метры Гарькавый хищно бежит ей наперерез и с маху пинает в вымя… Со вкусом пинает — неприглядная картинка…

Костик, разумеется, зажмурился, но внимательно считает повторяющееся бессильное «ме-е-е…»

«Потерпит… Подружек тысячами на бифштексы растим», — хладнокровно утешает себя Костик. Гарькавого ему все одно не исправить, зато фильм о природе посеет в черствых заграничных душах добрые ростки… Наконец, не выдержав, Костик, кричит: