Каменный пояс, 1983

Откуда было знать Бравкову, что этим он вторгся в тайные размышления Заблоцкого о том, как легко и просто было летать в строю и как сложно будет все делать и за все отвечать самому. Угнетала его мысль и о том, что одному самолету вдали от линии фронта не выдержать единоборства с истребителями.

— Угомонись, Бравков, — проворчал Когтев.

Бравков сорвался с места и побежал к предлесной полосе разнотравья, усеянной цветами.

— В чем дело, Михаил? Что за настроение? — спросил Когтев Заблоцкого. — Ты вот что. Если не готов или не уверен в себе, скажи, я попрошу комэска заменить тебя.

— Как то есть заменить? Ты что, командир? У меня и в мыслях не было…

— Но с таким настроением нельзя идти в разведку.

— Все будет в порядке, командир.

В полупустой столовой стояла тишина. Ужин еще не подавали. Опередивший командира и штурмана Бравков с букетом цветов за спиной демонстративно оттирал от официантки Сопи техника из первой эскадрильи.

— Андрюха, никаких шуры-муры! А ты, Сонечка? Я кто или никто?

— Кто, кто, Ванечка, — мило улыбаясь, быстро проговорила Соня.

— Слышали, сударь? А теперь займите место согласно вашему званию. Вам подадут, — тоном хозяина распорядился Бравков. Отдавая в руки Сони цветы, он запел:

Если в сердце сомненье вкрадется,
Что красавица мне не верна,
В наказанье весь мир содрогнется,
Ужаснется и сам сатана!

— Спасибо, Ваня, — пролепетала Соня, зарываясь зардевшимся лицом в цветы.

— Не стоит благодарностей, крошка. Моя оранжерея всегда к вашим услугам. Прикажите — и у вас будет ковер из душистых цветов, — рассыпался Бравков в надежде на успех своей затеи. Затем он взял Соню под локоток, отвел в сторону, что-то объясняя ей. Соня пожимала плечами, кивала головой и, наконец, улыбнувшись, убежала на кухню.

Бравков подошел к столу, за которым сидели Когтев и Заблоцкий.

— Вы не будете возражать, синьоры, если в этот знаменательный, я бы сказал, исторический для нас день мы отужинаем за одним столом? Кстати, заказ уже сделан.

— Садись, садись, не балабонь, — Заблоцкий подвинул Бравкову стул.

Подошла Соня, переставила с подноса на стол ужин и три кружки вина.

— Если меня станут гнать отсюда, заступись, командир. Разведчики должны сидеть за одним столом, а не где попало. Ну и в крайнем случае скажи, что я — «ШП», — тихонько произнес Бравков последние слова.

— Чего, чего? — спросил Заблоцкий.

— «ШП», говорю, — тихо повторил Бравков. — Теперь уж я могу сказать вам. А то завтра убьют, вы так и не будете знать, кто был ваш Иван.

— Ну и что же твое «ШП» означает? — опять спросил Заблоцкий.

— Тише ты, — с опаской огляделся Бравков вокруг и замолчал.

— Ну? — не унимался Заблоцкий, обуреваемый любопытством.

— Что ну? — спросил Бравков, будто и не было никакого разговора.

— Говоришь, что можно сказать нам, а сам молчишь. Про «ШП».

— Сказать-то сказал, Миша, а все-таки оно… понимаешь?.. А, ладно! — решил Бравков. Он склонился над столом и поманил пальцем к себе Заблоцкого.

Тот пригнулся к нему. Бравков приставил руку ребром к губам, приглушенным голосом проговорил:

— «ШП» — это значит «швой парень».

Сконфуженный Заблоцкий неодобрительно посматривал на трясущегося от смеха Когтева.

— Стоп, Миша, подожди, — опередил Бравков Заблоцкого, готового приложиться к кружке. — Давайте, братцы, за нашу удачу в разведке и в память тех, кого уже нет с нами!

Утром, как и ожидалось, экипаж получил задание вылететь на разведку мест сосредоточения вражеских войск, направлявшихся к фронту.

Перед вылетом Лунев и Вороненко еще раз напомнили задачу разведки. Следовало установить все, что касалось войск противника, сфотографировать их и отбомбиться по наиболее важному в своем значении объекту. Летали не менее трех раз в день, и стрелок-радист Бравков продолжал изучать тактику вражеских летчиков-истребителей. Он заметил: сколько бы фашистских самолетов не было на один наш бомбардировщик, они всегда нападали по одному — один за другим — и только с хвоста. Бравков знал, что на счету у каждого из гитлеровских асов немало сбитых самолетов разных стран Западной Европы. Чего только не было намалевано на бортах фашистских истребителей: тузы, дамы и короли игральных карт, огнедышащие драконы, львы, тигры и другие представители зверья. Все эти атрибуты должны были внушать противнику страх, однако баловни легких побед скоро убедились, что бои на Западе не могли идти ни в какое сравнение с боями на Восточном фронте. Отвага и самоотверженность советских летчиков поубавили спеси у гитлеровских воздушных пиратов, несмотря на численное превосходство их авиации.