Каменный пояс, 1983

Мыться Николай пошел во двор и обнаружил, что день уже склонился к вечеру.

— А сколько же времени? — спросил он вышедшую следам жену.

— Да четыре, пятый…

— Ничего себе! Чем же я теперь ночью буду заниматься? — Николай скосил на Катерину повеселевшие глаза.

Втроем они сходили на огород, пообирали колорадского жука с пыльных кустов картошки, поискали «приплода» в огуречнике (свои огурцы уже вот-вот должны были пойти вольные) и между делом разговаривали. Николай даже сам удивился, что всю его больничную эпопею, оказывается, можно было рассказать в двух словах. Зато уж Катерина каждую пустяковину норовила расписать во всех подробностях.

— Витька, правда, что ли, корью переболел? — спросил Николай.

— Ох, правда. Недели три с ним мучилась. Сыпи этой только что на ногах не было. Ладно еще не работала, все время с ним да с ним, а, говорят, осложнения уж больно страшные бывают. И раскосые, и глупые делаются.

Ужинали молча, Николай только с Витькой перемигивался.

— Да-а, едок, — сказала наблюдавшая за ними Катерина. — Ладно, буду суп, лапшу варить… Нынче как-то не сообразила. Да, тебя ведь еще в бане надо отмыть! Ну это мы завтра.

— Туда не пойдешь? — ненастойчиво спросил Николай.

— Да как же не сказавши? Поговорю завтра с Суриком… А тебе как же, ни поднять, ни опустить — ничего?

— Вообще-то нежелательно, — виновато ответил Николай, — но потихоньку начну, здорово вы тут поизносились.

— Ну ладно, лишь бы заросло, — обнадеживающе заключила Катерина.

После ужина она начала стелить две отдельные постели, себе с Николаем и в спальне — Витьке, а Николай вышел во двор. Прохладный воздух овевал его, делал легким, здоровым, и он, словно запнувшись в своих размышлениях, поспешил к жене.

Катерина, уложив Витьку, уже растворила окно и начала раздеваться. Николай тоже забренчал брючным ремнем.

— Хорошо, Витьку теперь не будить утром, — зевнув, пробормотала жена.

— Мне на днях в райбольницу ехать, — прошептал Николай, — я его, может, с собой возьму газировки попить…

Катерина легла, взмахнув одеялом, и, отчего-то волнуясь, Николай тоже опустился коленями на перину. Перебирая руками, добрался до подушки, вытянулся, давая распрямиться и погаснуть легкой боли, неприятности в животе, надвинул на себя край одеяла и подвинулся. Переждав секунду, он протянул руку и коснулся мягкого и прохладного тела жены.

— А какие же это легкие работы, я вое думаю, — зевнув, ровно проговорила жена. — Ну весовщик, наверно, не перетруждается. Дядя Степан водокачку включает за сорок рублей. Максим Пленнов на котельной… Этот еще Бабенышев, учетчик… Да все позанято ведь.

Николай лежал, выпростав руку из-под одеяла.

— Там видно будет, — ответил принужденно. — Может, колесный трактор дадут.

— Какой уже тебе — ох-хо-ха! — трактор. Ладно, видать… Ты этой больницей, наверное, до костей пропах.

Катерина завозилась, поворачиваясь на правый бок, и увлекла за собой одеяло.

— Потяни одеялку-то, — попросила, протяжно вздыхая.

* * *

Ночь была короткой, одна из самых коротких в году, с постели он поднялся, когда солнце было уже высоко, а люди заняты делом. Даже Витька, проснувшись на час или два раньше, тихо игрался кубиками, примостившись на кухне, у окна с завернутым листом обоев.

— А где мамка? — виновато спросил Николай, выйдя из горницы.

— Варить ушла, — как-то настороженно взглянув на него, ответил сынишка.

Николай кивнул и пошел умываться во двор. Вода в ведре была уже теплой. Он погружал в нее узковатые ладони, зарывался в них лицом, тер, плескался, но это не освежало его.

— Будем завтракать, — оказал он, войдя в дом.

— А мы молочко пили. Я не хочу, — отозвался Витька.

— А чаек?

— Ну-у…

«Выспался, сынок чертов», — ругнул себя Николай. С больничными привычками надо было кончать, переламывать их, чтобы еще с этим не маяться. Неловко он чувствовал себя еще и оттого, что, помня ночные свои переживания, стыдился их. Ну, что накатило? Других забот нет…

— Тогда, значит, я один, — бодрясь, сказал он Витьке. — А мамка нам ничего не наказывала?

Сынишка помотал головой и взял в руки пистолетик.

— Я постреляю, — сказал и побежал на улицу.

Николай достал из холодильника банку с молоком, налил себе в кружку и включил электроплитку. Помешивая подвернувшимся под руку ножом, подогрел и не спеша выпил без хлеба. Этого было достаточно.

Теперь надо было чем-нибудь заняться, чтобы не томиться бездельем, чтобы не донимали непривычные мысли, потому что действовали они, как отрава, расслабляли и нагоняли тоску.

Он вышел во двор, захватил ключ от мазанки, где лежали инструмент и сберегаемый на всякий случай хлам. Отчего-то решил заняться полами в бане.

— Витек, будешь мне помогать? — окликнул сынишку, выглядывавшего что-то сквозь щель в воротах.

— Буду!

— Тогда помогай…

Сам Николай взял топор и гвозди, а Витьке подал рубанок.

— Пошли. Теперь в своей бане мыться будем…