Каменный пояс, 1983

В холодном и сыром помещении было к тому же еще и темно. Одинокая желтая лампочка горела над входом в группу сухостойных коров, но от нее в телятнике только темнее казалось. В грязных окнах едва-едва засерело. Суточные телятишки содержались отдельно, у них работал электрический калорифер, включал который по ночам дежурный скотник. Николаевых дел тут было немного: дать пар для подогрева обрата, горячей воды для разных нужд. А сейчас его заинтересовало, мог бы он эту хазину отапливать, чтобы воздух был тут сухим и здоровым? Если не выключать котел, то, наверное, смог бы. Да если еще потолки тут подшить, окна-двери утеплить… Но тогда, наверное, и отопление не понадобится, кто же в своем хозяйстве хлев отапливает?

Не заходя в глубь телятника, Николай вернулся к себе. Манометр теперь показывал давление, и он приготовил шланг с железным наконечникам для подогрева воды в емкости, за которой вскоре должны подходить доярки. Котел работал своим чередом, в тесном помещении стало тепло и душно.

«Не работа, а курорт какой-то», — подумал безо всякого чувства. День еще только начинался, но он уже знал, что ничего особенного в нем не будет. Согреет он воду, прибегут доярки, пошумят при нем маленько, потом явятся на работу телятницы, даст он им пар и воду, приедет к десяти молоковоз отмываться-пропариваться, и подойдет время сделать перерыв до вечера, когда все это повторится. Конечно, и эту работу надо делать, и главное случилось — он работает. Но уже чего-то еще хотелось.

* * *

На четвертый день, в субботу, Николай собирался на работу неохотно, со вздохами и немного смущенным покашливанием. Зато Катерина, едва ополоснув припухшее лицо, словно оживела тут же. Николай объяснил это тем, что с понедельника она должна была выходить на работу в новый, сплошь механизированный свинарник. Туда и являться, кроме дежурств, надо будет попозже, и работа несравнимо легче, чем в коровнике, хотя оплата заметно выше и постоянней.

Мать у Николая всю жизнь проработала «куда пошлют» и почти никогда не знала, чем придется заниматься на следующий день. В уборочную часть женщин могли послать чистить от навоза скотобазы или подмазывать их глиной, зимой отправляли на подводах или в тракторных санях за сеном в степь, усаживали перебирать подмерзавшие картошку или свеклу. Постоянная работа была на ферме, и мать частенько заговаривала о ней, готовая пойти туда хоть фляги мыть, лишь бы на одном месте. Потом таким престижным местом стала колхозная дробилка, следом — механизированная ферма и вот — свинарник. На дробилке надо было только зерно засыпать железными чиляками, на ферме — раздавать дробленку и чистить навоз скребками (ну еще молочные бидоны таскать), а на свинарнике — с транспортера на транспортер перебросить, ну и тот же навоз сдвинуть. Но главным, думал Николай, было все же постоянство. А может быть, и удачное сочетание зарплаты и трудоемкости. В новом свинарнике Николай побывал. Тепло, просторно, чисто. В профилактории малиновым фантастическим светом горят кварцевые лампы, убивающие микробов. А в диспетчерской — настоящий Байконур! И цех кормоприготовления — действительно, цех. Но, может быть, это только по первому году так уж хорошо, а потом загадится?

— Че ж теперь Тимке магарыч будешь ставить? — съязвил он.

— Тимке-то магарыч, — беззаботно откликнулась Катерина, — а тебе завидно небось?

— Из-за чего? — не понял Николай.

Катерина все же немного смутилась.

— Ну тебе-то теперь ни грамма нельзя.

— Хм! Я вот возьму да пропущу на пробу. Компанию звать не надо, сами каждый день собираются.

— А ты привечай их больше. Пошли, что ли?

Когда вышли, Катерина буркнула «счас» и, быстро прошагав через двор, скрылась на овечьей карде, Николай встал к куче смерзшегося навоза.

Задувал ветерок, неся редкую колючую крупку, и до фермы, кособочась, они дошли молча. Молчком и расстались, только разом взглянули на лампочку, мимо которой быстро промелькивали белые мушки. Нужна была зима, снег, а вчера опять моросил дождь, мог он пойти и завтра.

В котельной Николай орудовал не то что привычно, но уже как-то без суеты, точно и равнодушно. Едва только наладилась топка, он поправил в головах старый свой ватный пиджак-полупальто и лег на топчан, сощурившись от света новой сильной лампочки.

Котельную он, можно сказать, уже обжил, натащив сюда своих из дома вещей и приспособив их для разного рода удобств. Не облегчения добивался, поскольку перетрудиться тут было невозможно, ну разве что приоглохнуть от шума — старался поскорее обжиться, раз и навсегда забыть долгую бездельную маету. Теперь, на четвертый день, казалось, что получилось, все приладилось.

«А дальше что», — думал Николай, хотя и это уже обдумал за три дня: работать на котле, раз поставили, ждать полного выздоровления, если оно возможно, а там все равно проситься на колесный трактор, чтобы работать тут же, на ферме, или на обработке пропашных.