— Засиделись мы, тетя Феня, с тобой. Идти мне надо.
— Может, останешься? Ночуешь? Я поблагодарил и отказался.
— А то смотри…
Утром, поднимаясь по лестнице райкома партии на второй этаж, я подумал о том, что в пору учебы в техникуме во время летних каникул работал на строительстве этого здания. Стало приятно.
Секретарь райкома Нелюбин Валерий Савинович встретил меня рукопожатием и доброй улыбкой. Поинтересовался моими делами.
— Значит, решили посмотреть «Зарю»?
— Давно собираюсь побывать в Дулино. Родина мамы. Да и много наслышан о Наумове.
Он снял трубку и позвонил в колхоз «Заря».
— Через полчаса за вами приедут. Желаю успехов.
Голубой «Жигуленок» шел по главной улице моего детства. Вел машину молодой симпатичный шофер Валера. Мы сидели на заднем сидении с парторгом Черноусовым Федором Яковлевичем. Коренастый. Голубоглазый. С белесыми густыми бровями. С обильной сединой в волосах. С радушной улыбкой.
Слева показалась школа, в которой я учился. Тогда все называли ее сокращенно ШКМ (школа крестьянской молодежи).
От Целинного до Дулино — три километра. Так что дорожные думы мои были краткими.
— Будете отдыхать или как?
Голос парторга вернул меня в настоящее. Мы въезжали в деревню. Пошел снег.
— С отдыха на отдых, — улыбнулся я. — Если вы не возражаете, то я лучше посмотрю отдыхая, как вы работаете.
— Это можно.
Потом мы долго сидели в его кабинете. Он занимался своими делами.
Звонил. Давал указания. Уговаривал. Объяснял. Одновременно отвечал на мои вопросы.
К обеду прояснилось. И снег быстро сошел. Было холодно и ветрено.
— Надо ехать к агрегатам, — сказал Черноусов. — Останетесь или поедете со мной?
— Поеду.
С нами главный агроном колхоза Якунин Василий Иванович. Колхозные поля начинаются сразу же за деревней. Сеятельные агрегаты стояли. Черноусов и Якунин у каждого поля выходили из машины. Разгребали вспаханную землю руками. Растирали ее в ладонях. Советовались. Наконец, Федор Яковлевич сделал заключение — можно сеять.
— Ну и погодка, — сказал агроном, и мы поехали на машинный двор, чтобы отправить к агрегатам трактористов, сеяльщиков, зернозаправщиков.
— Придется, наверное, ночами поработать. Сроки поджимают, — вслух подумал Якунин.
— Нам не привыкать, — отозвался Федор Яковлевич. — Поработаем сеяльщиками.
Агрегаты были пущены в работу. Проезжая мимо одного из них, я подумал: «Вот она, битва за хлеб». Сеяльщик был одет по-зимнему — в стеганке, в ушанке.
Весь следующий день мы с Черноусовым провели на колесах. Были неоднократно у дойного гурта, на севе, на машинном дворе. Я понял, что день у парторга не нормирован, как не нормирована вся жизнь. Я привык к нему за это короткое время. Скромному и молчаливому, спокойному и рассудительному. Родившемуся на этой земле и отдающему ей себя без остатка. Улавливал в его характере и поступках что-то близкое мне, но давно позабытое. С ним было спокойно и надежно.
— На сегодня хватит. Жена просила вскопать в огороде грядку. Говорит, что совсем отбился от дома. — Он смущенно улыбнулся.
Я посмотрел на часы. Было девять вечера.
— А что с председателем? — спросил я.
— Болеет. Не жалеет себя. А еще фронт. Тридцать лет руководит хозяйством. Всякое было. В субботу выписывается.
До субботы оставался один день.
Нынче колхоз «Заря», где председательствует Наумов, — экономически крепкое хозяйство. Дела здесь ведут грамотно, с размахом. А в те далекие годы колхоз называли «дулинской развалиной».
«Те далекие годы» — это годы до освоения целины. Была тогда в колхозе одна автомашина. Имелось пять конных плугов, да кое-что еще по мелочи для конной тяги. Колхоз обслуживала МТС. Вспоминают ее старые колхозники добрым словом.