Всего этого, конечно, не мог знать Соломонович, как не мог знать и того, что сам он меньше чем через год будет уполномоченным Государственного Комитета Обороны на одном из уральских танковых заводов.
Директор смотрит на Альберта, слушает перевод выступлений — с немецкого, с испанского. Ему нравится этот небольшой, хорошо сложенный, собранный человек, его открытое лицо, умный пристальный взгляд. Сколько ему? По виду лет тридцать. Молодой, хотя, наверное, испытал немало. Интересно, а как сложится дальше его жизнь?
— Перед отъездом из Москвы все мы знали, — это говорит Иоганн Вольф, представитель иностранных рабочих при дирекции, — что Челябинск в дореволюционное время был захолустным городишком. Знали и о том, что после революции здесь, как и во всем Советском Союзе, произошли колоссальные изменения. И все же мы были удивлены! Мы не ожидали найти здесь такой огромный и прекрасный завод, как ЧТЗ.
— Спасибо, товарищ Вольф! — говорит Соломонович и встает. — Я рад, что все вы довольны работой, что вам нравится у нас, что мы хорошо понимаем друг друга. Мы пригласили политэмигрантов в Советский Союз и к нам на завод не только как рабочую силу. Мы знаем, что вы боролись против фашизма, за революцию. Мы понимаем, что вы приехали к нам временно, и верим, что наступит момент, когда вы сможете поехать к себе на родину. В Советском Союзе и у нас на заводе вы должны получить не только техническую квалификацию, но и опыт борьбы за социализм. Желаю вам всем удачи.
— Сегодня мы приглашены в один необыкновенный дом, — предупредила Клавдия.
— Если в необыкновенный, то с удовольствием подчиняюсь, — ответил Альберт. — Кто же хозяева этого дома?
— Гаряновы, я тебе о них рассказывала. Ты познакомишься с моими близкими друзьями, а я представлю им своего суженого.
Гаряновы жили в новых больших домах напротив Алого поля. Семья их славилась хлебосольством. Павла Абрамовича знали как популярного актера и любителя вкусно поесть. По городу о нем ходило множество забавных историй. Когда какую-нибудь из них пересказывали самому актеру, он хмурился, сердито покашливал, бормотал «вранье», но в душе, кажется, не так уж сильно бывал недоволен.
Толстый, с гривой седых волос, актер шумно приветствовал их и повел в гостиную. Ее стены чуть ли не от пола до потолка были увешаны фотографиями, изображавшими либо самого хозяина в какой-нибудь из его бесчисленных ролей, либо его жену, тоже актрису, работавшую в городском театре кукол, а также их товарищей по искусству. Были здесь и снимки знаменитостей с автографами.
Нина Адамовна, спокойная, худая, высокая, с тонкими чертами лица и большими голубыми глазами, и по характеру была прямой противоположностью постоянно взрывавшемуся то весельем, то гневом супругу. К своим куклам она относилась как к живым существам, а любимца Петрушку всегда брала домой, и даже, разговаривая с гостями, разыгрывала с ним забавные сценки.
— Ну-ка, покажи, кто тебе нравится! — строго сказала она Петрушке. Тот показал на Клавдию, уткнулся Нине Адамовне в плечо и смущенно захихикал.
— Это мой старый поклонник, — объяснила Клавдия Альберту и обратилась к хозяину дома: — Признавайтесь, Павел Абрамович, что вы опять натворили!
— Дружочек мой! — протестующе поднял он руки. — Безгрешен, как голубь!
— А в детскую редакцию этот голубь случайно не залетал?
— Хм-хм! — закашлялся Гарянов.
Это была одна из очередных его историй. Рассказывали, что Павел Абрамович, сердитый, насупленный, с огромной коробкой в руках, появился в редакции пионерской газеты «Ленинские искорки» и потребовал:
— Всех сюда!
Когда сотрудники собрались, он развязал свою коробку. В ней оказался большой домашний торт. Сердито оглядев недоумевающих журналистов, актер вдруг широко улыбнулся:
— Это вам от старика, «искрята»! Хорошую статейку о театре напечатали!
И исчез так же неожиданно, как появился.
— До чего же мы все-таки любим театральные эффекты, — пожурила Клавдия.
— Я же актер, душенька! — оправдывался он.
В этот момент пришли новые гости — пожилая актриса из Златоуста и известный в городе хирург Назаров с женой.
— За стол, за стол!
Ужин оказался вкусным и обильным по-гаряновски. Больше всех ел и разговаривал сам хозяин. Но когда зашла речь о новой постановке чеховской пьесы, которая готовилась в местном театре, актер заговорил по-иному. Искусство, Чехов — здесь он шуток не признавал.
Провожая гостей, Павел Абрамович сказал Альберту:
— Вы уж извините меня, старика. Я хотя и болтал, но приглядывался к вам, молодой человек. Вы мне понравились. Если вас обоих интересует мнение старого актера, я — за! И в качестве подарка — приглашаю на премьеру «Чайки».
Они были на «Чайке». Гарянов играл доктора Дорна, играл превосходно. Во время спектакля Клавдия, взглянув на Альберта, увидела, что он внимательно смотрит на сцену и шепчет: «Один… два… три…»
— Что с тобой? — спросила она.
— Я считаю несчастных, — шепотом ответил он.
А еще через два года он из Москвы напишет ей на Дальний Восток: