«…Сплоченный коллектив коммуниста т. Козина на боевой вахте никому не уступил первенство в соревновании и выдал дополнительно к плану 2439 тонн металла. Магнитогорский металл шел в наступление вместе с освободителями Одессы. Вот почему приказ Верховного Главнокомандующего о взятии Одессы был встречен участниками боевой вахты с огромной радостью и воодушевлением. Вчера, когда гремели салюты в честь освободителей Одессы, сортопрокатчики подвели итог своего боевого наступления — 40 тысяч тонн сверхпланового металла».
Расскажу об одном невыполненном задании. Редактор Алексей Ильич Сафонов вызвал меня и сказал:
— Сегодня в клубе строителей показательный суд будет над одной… — тут редактор замахнулся на крепкое слово, но, спохватившись, снял пенсне и снова водрузил на место, добавил: — Дадим материал об этом судебном заседании.
В плохо освещенном зале клуба сидели одни женщины, некоторые из них были с детьми. Молодая женщина в стеганой куртке, с худеньким, задубевшим до черноты лицом, одиноко сидела в отдалении на скамейке. Судья в накинутом на плечи пальто зачитала заявление жителей барака, из которого я сумела понять лишь то, что Роза Байдерина работает бетонщицей на стройке, имеет двух малолетних детей.
— Она закроет ребятишек и до вечера они под замком, — гневно говорила выступавшая свидетельница. — Холодные, голодные, ждут мать, а она приводит чужого. Конечно, не с пустыми руками тот идет. То картошку тащит, то дрова. Окна застеклил, пол починил. Это ладно. Так ведь ночевать оставляет. Предлагаем выселить.
Непокрытая голова Розы клонилась все ниже, но лицо ее оставалось безучастным. Вслед за первой давала показания вторая соседка. Неожиданно гулко хлопнула дверь, и все обернулись. В клуб вошел невысокого роста человек в шинели и сапогах. Вошел и остановился в дверях. Несколько секунд он оглядывал зал, снял солдатскую шапку и решительно шагнул к Розе. Она встрепенулась, но тут же сникла, растерянно смотрела на него. Да и все мы, присутствовавшие, оторопели от его появления. Ни на кого не глядя, солдат подошел к Розе и твердо сказал:
— Роза, пойдем домой.
У судьи перехватило горло, она судорожно сглотнула и сказала:
— Здесь идет суд.
— Я знаю, мне рассказали в бараке, — так же твердо ответил солдат. — Я — муж Розы, и я ей судья. Меня отпустили с фронта на три дня. Нам хватит этого срока, чтобы разобраться во всем.
Он положил руку на плечо Розы и попросил суд отменить заседание. Никто из присутствующих не решился его прервать или возразить ему. Солдат помог Розе встать, подал ей лежащий рядом полушалок, застегнул на ней куртку и повел к выходу мимо притихших соседок.
Когда я рассказала обо всем редактору, он в волнении снял и тут же надел пенсне, но слов выговорить не смог, только махнул рукой. Я поняла, что отчета с «показательного» суда в газете не будет…
Все тяжелые военные годы редакция и типография газеты «Магнитогорский рабочий», помещавшиеся тогда в четырехэтажном жилом доме на Пионерской улице, были спаяны крепким товариществом. Машинистки, корректоры, наборщики, печатники, журналисты — все жили одним делом: выпуском газеты и листовок. Все понимали, что печатное слово имеет свою силу воздействия на людей, оно тоже оружие. Работали, не считаясь со временем, с усталостью, дружно. Бывало, в ночное дежурство каждый приносил по две-три картофелины. Их закладывали в общую кастрюлю. Ели без хлеба, запивая ягодно-фруктовым чаем. Тут не обходилось и без шуток.
Наша неугомонная Сима Капустина, возглавлявшая партийную организацию, решила к встрече Нового года поставить спектакль силами детей сотрудников редакции и типографии. По вечерам в ее комнате с банками красок, клея, с обрезками бумаги и картона собирались дети всех возрастов. У многих отцы были на фронте, некоторые семьи получили похоронки, и Симе хотелось подарить детям праздник. Под руководством Симы ребята клеили бумажные костюмы, маски, шапочки, мастерили елочные игрушки. Я написала какой-то нехитрый сценарий, стремясь, чтобы каждый ребенок принял участие в постановке. В красном уголке редакции проводили репетиции. Анатолий Догадов в письме с фронта писал: