Каменный пояс, 1985

«…Узнал, что дети рабочих типографии и редакции готовят праздничную программу и что дочь моя Ира аккуратно ходит на репетиции в красный уголок. О домашнем ее поведении мне отлично известно, но что представляет Ира в таком окружении, в обществе своих подружек, я не знаю. А очень хотелось бы знать. Прошу убедительно сообщить мне об этом. Одновременно хочется узнать о журналистах Магнитки, кто там остался, как поживает газета…»

По вечерам «на огонек» в редакцию приходили наши постоянные авторы, местные поэты. Бывали артисты Московского театра сатиры, эвакуированного в Магнитогорск. Людмила Константиновна Татьяничева организовывала редакционные «среды». На них приглашали рабочих, строителей, учителей, врачей эвакогоспиталя, военных. Помню выступление генерала Борзикова, вернувшегося с фронта по ранению и назначенного начальником танкового училища.

Однажды на «среде» должен был выступать Михаил Артамонов, наш «броневой» сталевар. Люди собираются, а его нет. Жил он неподалеку, в «доме сталеваров», и я пошла за ним. На стук никто не открыл. Дверь не заперта, захожу. Комната небольшая, с одним окном, тесно, голо, неуютно. Посередине — стол и лежит на нем кусок хлеба. Миша спит на узкой кровати в верхней одежде. С изумлением я увидела под ним толстые подшивки нашей газеты довоенной поры. Они служили ему матрацем.

На мой оклик Миша быстро открыл глаза, сел и уставился на кусок хлеба, оставленный, верно, ему на ужин.

— А я совсем забыл про «среду», — говорит он, поднимаясь с газетных подшивок.

Мы молча идем с ним в редакцию. О чем и как он будет выступать на «среде», я не волнуюсь: знаю, скажет то, что надо и как надо. Я думаю о том, что он, голодный, пойдет потом в цех, в ночную смену, на тяжкую горячую работу. Наверно, там, у печи, он забудет про голод, забудет себя.

Через много лет я приду в этот мартеновский цех, где после войны Михаил Артамонов стал мастером, Героем Социалистического Труда. Подхожу к третьей печи, где он работал, — и перед мной проносятся военные годы. Отдельные воспоминания вспыхивают в памяти и сплавляются в единую жизнь тех суровых лет. Военное прошлое этого цеха, плавившего броневую сталь для фронта, — это частица и моего прошлого.