Каменный пояс, 1985

Обстановка с каждой минутой осложнялась. Противник, наглея, усиливал огонь. И тут к майору подполз небольшого роста боец в широкой, не по фигуре, гимнастерке и такой же большой каске.

— Разрешите мне, — попросил он усталым с хрипотцой голосом. — У меня план. — Боец кивнул в сторону огневых точек противника.

Я не слышал всего, что говорил боец, потому что в этот самый момент налетели «юнкерсы» и начали бомбить наши позиции. А когда самолеты ушли, до моего слуха дошло слово комбата, обращенное к бойцу:

— Идите.

В бою бывают моменты, когда чувство долга, стремление любой ценой одолеть врага рождают в человеке такой порыв, который очень трудно вообразить себе, а еще труднее — осмыслить. Подобное состояние руководило, по-видимому, и бойцом. Он полз по искрошенному асфальту площади неторопливо, но с неослабным упорством. Заметить его движение даже при вспышках ракет было почти невозможно. К тому же гитлеровцы, вероятно, не ожидали в эти минуты одиночных действий: они готовились к отражению массовой атаки.

Прошло десять или пятнадцать минут. Боец ничем не давал о себе знать. А майор Видлога тем временем уже обдумывал новые планы. И вот, когда все вроде бы позабыли о бойце-добровольце, за стенами полуразрушенного дома, где укрывался враг, грохнул мощный взрыв, затем другой. Неприятельские пулеметы умолкли. Батальон мгновенно поднялся в атаку и захватил вражеские позиции почти без потерь.

Бойца-добровольца нашли неподалеку от пулеметных установок, которые вместе с прислугой были разбиты и полузасыпаны кирпичной крошкой. Он лежал, как живой, с вытянутыми вперед руками. Глаза его, казалось, горели еще тем боевым азартом, который появляется в самый трудный момент испытания. Кто-то спросил:

— А чей это боец? Как его фамилия?

Никто не знал. Да и в карманах его было пусто. Вероятно, он пришел в батальон перед самым боем и старшина не успел занести его в ротный список.

Вернувшись в редакцию, я долго раздумывал, как написать об этом в газете. «Имя его неизвестно» — так озаглавил я очерк.

24.11.42.

Передышка

Прошло уже много дней, как штаб дивизии и редакция остановились в селе Нефедове, неподалеку от старинного северного города Вологды. Дома деревянные, в три-четыре окна, наличники резные с изображением петухов, рыб. Люди очень симпатичные, приветливые. Когда мы здесь появились, многие жители сразу же явились к командованию с настойчивой просьбой, чтобы не обошли их при размещении бойцов и офицеров.

Редакция заняла пятистенный дом в центре села. Наборный и печатный цехи остались в автобусах. Теперь мы газету выпускали строго по графику ночью — сразу же после принятия по радио сводки о боевых действиях на фронтах. На рассвете приходили из частей почтальоны и получали свежий номер.

Обычно после того, как газету начинали печатать, я ложился отдыхать. А на этот раз мне не спалось, потому что начальник политотдела сказал, что ожидается важное сообщение. Я оделся и вышел на улицу. Странное дело, когда был в излучине Дона, в Сталинграде, хотелось тишины хоть на час, на два, чтобы расслабить нервы, дать покой уставшим от войны мозгам, теперь же наоборот — все время тяготила тишина.

Вернувшись в редакцию, прилег на диван. Только успел заснуть, как чья-то рука затрясла меня за плечо. В избе, еще наполненной ночным мраком, громко звучал голос Левитана: «От Советского Информбюро!». Передавалось сообщение об окружении нашими войсками немецкой группировки в районе Сталинграда. Перечислялись зажатые в кольцо гитлеровские дивизии.

Величайшая радость охватила село. Улица мгновенно заполнилась людьми. Все обнимали друг друга, поздравляли, кричали «ура». Я тут же побежал в политотдел, чтобы получить разрешение на выпуск внеочередного номера газеты.

Готовили его с подъемом. Предоставили слово нашим героям-сталинградцам, которые внесли свой достойный вклад в трудную Сталинградскую битву.

Зима — лето — осень 1943 года

Дорога жизни

Дивизия шла на Ленинградский фронт. Шла по льду Ладожского озера, по «Ледовой трассе», проложенной героическими защитниками города. Всю ночь шумела пурга, заносила дорожный след. Коварные воды Ладоги взламывали лед, громоздили его льдина на льдину. Бойцы по пояс в воде, в обледенелой одежде тащили пулеметы, минометы и орудия. В приказе командования говорилось, что дивизия должна была как можно быстрее войти в Ленинград на помощь осажденному гарнизону.

К рассвету пурга утихла, стала видна бесконечная колонна машин, вездеходов с орудиями и цепочка бойцов, почти не отличимая от льда и снега. Мы двигались с открытыми бортами и кабинами, готовые каждую секунду выскочить из машин, если лед начнет проваливаться. От вражеской авиации нас защищал туман и низкие снеговые тучи.