Каменный пояс, 1985

Ведь только подумать: чтобы принять участие в этом великом торжестве, нужно было четыре года идти по дорогам войны, пробираться через минные поля, водные преграды, под пулями и снарядами, в снегах и под дождями, умирать и воскресать. Но даже в мыслях не было, что мне выпадет счастье быть участником этого исторического события.

Последние минуты ожидания. Они особенно трогательны. Войска, как литые, застыли на каменной брусчатке площади. В их рядах — защитники Москвы, Сталинграда и Киева, Ленинграда, Курска и Белгорода, участники штурма последнего оплота фашизма — Берлина. У каждого за плечами бесконечные дороги, отмеченные невероятным человеческим напряжением.

Выехал на площадь на коне командующий парадом К. К. Рокоссовский — бывший командир 9-го мехкорпуса, в составе которого наша 131-я мотострелковая дивизия начинала первые бои с врагом под Луцком в 1941 году. Как давно и как недавно это было…

Сотни черных знамен поверженного в боях врага брошены к подножию Мавзолея В. И. Ленина. Колонны опаленных лютой войной бойцов и командиров двинулись вперед. Гулкая поступь шагов зазвучала с такой силой, будто здесь, у Мавзолея вождю победившего народа, она вобрала вдруг в себя всю тяжесть и всю мощь многолетних атак, штурмов, прорывов и глубоких успешных наступлений на широком фронте. Началось торжество. Торжество строгое, наполненное мужеством и скорбной памятью о погибших, торжество, предупреждающее всех, кто еще безрассудно посмеет думать о нападении на нашу Родину.

СТРАНИЦЫ БЫЛОГО Дети обвиняют

„ДОРОГИЕ БОЙЦЫ, ЗАСТУПИТЕСЬ ЗА РЕБЯТ!“

Вот уже не одно десятилетие нет-нет, да и приходит ко мне во сне детство: степное село, заброшенное среди развалин древних казахских аулов, зимняя глухая ночь, вой волков за огородами, и я — ребенок в пальтишке из маминого розового бумазейного халата, в огромных валенках — топчусь у крыльца. Утром в этих валенках на работу уходила мать, и лишь ночь была моей: с луной и волками на бесконечной снежной равнине.

Мама преподавала в школе. Когда туда же пришла и я, моими одноклассниками стали ребята из эвакуированного в Успенку Малаховского детского дома. Все мы, дети войны, хранили в раненых душах свои потери, свои лишения и свои слезы. Но наши горести меркли перед тем, что выпало на долю малаховцев. Эти дети в свои малые годы видели смерти, у них на глазах фашисты издевались над близкими, убивали матерей.

Все село старалось обогреть, накормить ребят, по возможности, растопить льдинки в детских сердцах. Прошло сорок лет, а я все слышу голос маленькой, обритой наголо, девчушки — с интонацией горького удивления: «Хлеб! Да еще с маслом!» На окраине села быстро росло кладбище — голод и горе косили и детей, и взрослых…

Много лет хранила я трепетно память о том времени и такой знакомой, но никогда не виданной мною подмосковной Малаховке, из которой приезжали и куда вернулись мои первые горемычные друзья. И вдруг — весточка из тех лет — детские письма, написанные в Малаховском детском городке в 1942 году. Под письмами пометки: «записано со слов… в Малаховке, детдом № 1» или просто — детдом № 6 МДГ… детдом № 10. Рядом с ними, в одной пачке — другие: тульские, ленинградские, смоленские, калининские.