Каменный пояс, 1986

...Как один концерт не похож на другой, так не похожи друг на друга и репетиции. Бывают добродушно-вольготные (это поначалу), бывают деловые, когда все удается с первого раза. Бывают и резкие, нервные в конце репетиционного периода перед сдачей программы областной комиссии.

Но все репетиции начинаются одинаково.

Раньше всех на пустой сцене концертного зала появляется рабочая группа. Устанавливается аппаратура. Ритуал этот отработан до мельчайших подробностей. Имеют значение и несущественные на первый взгляд детали. Например, Борис Каплун по всей стране и за границу таскает за собой красную тряпицу, которую аккуратно на каждой репетиции или на концерте стелет на стульчик. Без нее Каплун начинает нервничать. Гепп не расстается с какой-то обшарпанной подставкой в форме мениска.

Взрослые люди! Казалось бы, какая ерунда лежит в основе творческой уверенности. Но это детали из артистического мира, наполненного за долгие годы совместной работы своими мифами и не всегда открывающегося для непосвященного.

Лет шесть назад ленинградские социологи попробовали выяснить, из чего складывается микроклимат ансамбля. Удивленные фактом редкого для ВИА долгожительства коллектива в одном составе, они провели, по словам Сергея Антонова, «перепись взглядов населения». И похоже, уехали ни с чем. По крайней мере, вразумительно сказать о «секрете» «Ариэля» не смогли.

А секрета никакого нет. Есть незначительные, казалось бы, детали, принципы общения и главное, по-моему, уважение к внутреннему миру коллеги, если даже этот мир проявляется в таких чудачествах, как красная тряпица Каплуна.

В этом ключе разработаны, а точнее сказать, выявились со временем свои, ариэлевские методы воздействия друг на друга.

Например, юмор. Это важное средство поддержания в «боевом состоянии» внимания на репетициях. Оно всегда под рукой, используется «против» всех без исключения.

Репетируют фрагмент песни «Партизанская борода».

— Послушай, — обращается Ярушин к Геппу, который в этой песне солирует. — Что ты там поешь? «То ли девка, то ли детка...»

— Не, — серьезно поясняет Гепп, — тут, понимаешь, действует молодой бородатый партизан, а в тексте написано «то ли детка (он показывает рукой от пола росточек), то ли дедка».

— Песню надо петь понятно, — назидательно замечает Каплун, — чтобы она шла от самого что ни на есть... души.

И дальше следуют мгновенные экспромты по поводу этого «детки-дедки» пока, наконец, к общему удовольствию не выводят: «Итак, поем: то ли Геппка, то ли дедка».

Минута расслабления — и дальше в путь. Но решается и важная задача — добиться четкости слова, образа.

С юмором преодолевается и барьер неприятия.

Все замечания здесь стараются смягчить юмором, что, похоже, действует сильнее.

— В «Танкограде» ты вяло поешь, — бросает, например, Ярушин Гурову.

— Я же на репетиции, — оправдывается Гуров.

— Ах, на репетиции ты не можешь, как на концерте, — с деланным пониманием и сочувствием говорит художественный руководитель...

Гепп забыл мелодию.

— Ты гвоздиком нацарапай ноты на «Корге»... за шесть тысяч рублей, — подсказывает Ярушин.

Каплун добавляет:

— А лучше кнопочками выложи.

В такой форме здесь критикуют.

Бригада каменщиков, которая строит дом, не может себе позволить разбросать кирпичи и пытаться возводить здание во второй, в третий раз. Мы видим дом, как он сложился сразу. А на репетиции каждый раз, образно говоря, возникает все новое и новое здание будущего концерта. Не все находки можно повторить и порой становится грустно от невозвратимости счастливого открытия.

Однако потому-то мы и говорим о профессионализме, что раз за разом все глубже уясняют себе музыканты главное в песне, стараются это главное зафиксировать «намертво». На репетициях порой не замечаешь постепенности этой кропотливой работы, кажутся несущественными мельчайшие изменения в оттенках. И требовательность Ярушина, который хочет добиться именно такого тембра или оттенка, а не другого, кажется чрезмерной. И только после нескольких репетиций, когда микронами снимаемая шероховатость обнажает благородную основу песни, становится понятно, к чему стремились музыканты.

Ярушин четко видит, приближается ли к цели «Ариэль» или топчется на месте. И другие видят. Но он и зорче и требовательнее. Авторитет его как музыканта, как художественного руководителя непререкаем. Поэтому на первых порах создается даже впечатление, что какая-либо импровизационность, творческий поиск на репетиции отсутствуют. Просто Ярушин высказывает, что бы он хотел услышать, и артисты стараются выполнить его пожелания без всяких сомнений и вопросов: «А может, попробовать по-другому?»

Удовлетворяет ли такая жесткость музыкантов? Все-таки в природе жанра — импровизационная стихия, по меньшей мере, свобода высказывания. Однако «Ариэль» тем и отличается от других ансамблей, что здесь разрабатывается очень богатая полифония, сложный и прихотливый рисунок, в создании которого участвуют все инструменты, все голоса, и какая-либо вольность в этом процессе может разрушить найденное с большим трудом целое.