Каменный пояс, 1987

Вчерашняя строка не греет.
Не хочет прошлого душа.
А лист белеет,
                      лист белеет,
тревожить словом не спеша.

…Струна осталась не задета,

и с каждым часом все немее,
и я боюсь, что до рассвета
уж не успею…

Сергей Бойцов СТИХИ

ДВА ПАМЯТНИКА

Где бежит Нарова-река —
крест Семеновского полка.
Справа — Нарва, а слева — море.
Здесь Петра натаскивал Карл.
Путь к величию — кровь и горе,
крест солдатам и тот бокал,
под Полтавой Петром подъятый
«За науку!..» И крест солдатам
за науку? За кровь и муку?

Я смотрел и ответ искал.

Нет, совсем нетрудно понять,

зная следствия и причины,
отчего на полях Отчизны
кровью полита каждая пядь.

Уходя от того креста,

вспомнил памятник я другой,
до него от того креста
пролегла не одна верста —
вся Россия с ее судьбой.

Резко вырубленная глыба

над Амуром серым, седым —
в память строивших в топях гиблых
город юный, как гимн молодым.

Между ними не километры.

В грань фундамента и креста
бьются разных историй ветры:
кровь — в одной, а в другой — мечта.

* * *

После юности шумной, пылкой,
солнце тихо вползло в зенит.
Стариной тряхну, как копилкой,
и послушаю — не звенит.

Бестолковый и бессловесный,

бывший мною, любил сильней.
Был отчетливей свод небесный,
и речная вода — синей.

Но желать не могу возврата

к тем годам, где гадал о том,
что случится со мной когда-то, —
все случилось в свой срок, потом.

В газетенке, где объявления,

напечатаюсь в пару строк:
«Обменяю свои волненья
на покой…» Да всему свой срок.

Реки синие почернели,

листопадный промчался пал.
И внезапный, как печенеги,
снег с неясных небес упал.

* * *

Снег за окном — как белая полива.
Мороз-гончар все в печь свою составил.
А яблоня, как скомканная лира,
дрожит, колдует, чтобы снег растаял.

Дикарка, и породою, и нравом,

нашептывает стенам и карнизам,
разжалобила крышу, ту, что справа, —
весь двор теперь сосульками унизан.

Не тот ли отзвук яблоневой смуты

я узнаю, когда, пальто снимая,
ты спрашиваешь взглядом: «Почему ты
не обратил январь в начало мая?»

Сергей Жмакин МАТЬ Рассказ

Молодой фотокорреспондент областной газеты Юра Костромин возвращался из командировки.

Предъявив контролеру билет, он вошел в «Икарус» и занял свое место у окна, с привычной заботливостью устроив кофр с фотоаппаратами возле ног. Ехать предстояло более двух часов, и Юра уже заранее предвкушал, как вздремнет в удобном кресле комфортабельного автобуса. Сегодня он проснулся ни свет ни заря. Редакции потребовался фоторепортаж о весеннем бороновании, и ранним утром Юра одиноко потопал по пустым, холодным улицам на вокзал, чтобы первой электричкой отбыть в отдаленный район.

У тракториста, которого Костромин снимал, было открытое, улыбчивое лицо. Юра любил такие лица.

Пассажиры заняли места, автобус мягко тронулся и покатил. Костромин нажал кнопку, вделанную в подлокотник, и спинка кресла отщелкнулась назад. Юра глядел в окно, где мелькали окраинные дома районного центра, и им владело блаженное состояние расслабленности и покоя.