Каменный убийца

– Когда Томас, или Мариана, или мама, или кто угодно начинают меня доставать, я смотрю на свои руки. – Он сделал это и теперь. – И вспоминаю, что я умею делать кое-что. Умею лучше, чем кто-либо другой в семье.

«Кроме Клары, – прошептал его внутренний голос. – Клара умеет рисовать лучше тебя».

– Может быть, мой талисман перестал действовать.

– И вы решили, что нужно и Томаса лишить его оберега?

Питер ничего не ответил. Слова Гамаша были близки к истине.

Гамаш вытащил из внутреннего кармана пиджака листок бумаги и осторожно развернул его. Питер протянул было руку, но Гамаш отвел свою в сторону, боясь доверить Питеру эту драгоценность.

Рука Питера замерла в воздухе.

– Где вы это взяли?

Голос его звучал не рассерженно или обвиняющее, а удивленно. Как голос мальчика, которому показали пиратскую карту с обозначением, где зарыт клад. Карту, которую искали долгие недели и месяцы. А если ты уже повзрослел, то и годы.

– У скульптора, ваявшего статую вашего отца.

Внимание Питера, который почти не слышал Гамаша, было приковано к рисунку, изображавшему благородную веселую птичку. Головка ее была наклонена под невероятным углом, глазки сверкали. Она вот-вот готова была вспорхнуть с пожелтевшего листа. Но, несмотря на всю свою правдоподобность, рисунок не был завершен. У птички не было ног.

– Это нарисовали вы, – тихо сказал Гамаш, не желая грубо вторгаться в воспоминания Питера.

Питер, казалось, вошел в рисунок и растворился в нем. Куда бы ни унесли его воспоминания, место, где он оказался, было привлекательным. Питер улыбался, мускулы его лица расслабились впервые за несколько дней.

– Вы, наверно, были молоды, когда нарисовали это, – заметил Гамаш.

– Да, – откликнулся Питер. – Мне было лет восемь. Я нарисовал это ко дню рождения отца.

– Вам было восемь лет, когда вы это нарисовали?

Пришла очередь Гамаша удивленно рассматривать рисунок. Он был простым, изящным, чем-то сродни культовому голубю Пикассо. Все сделано чуть ли не одной линией. Но художнику удалось передать ощущение полета, достоверность и любопытство.

– «Я вырвался из мрачных уз земли», – прошептал Гамаш.

Свобода.

Питер знал, что когда-то он мог летать. А теперь земля слишком крепко держала его в своих объятиях. Теперь его искусство не устремлялось в небеса. Оно делало нечто противоположное.

Он снова посмотрел на птичку. Самый первый его рисунок – не обводка по кальке. Он подарил рисунок отцу, и тот поднял сына, прижал к себе, пронес по ресторану, в котором они ели, показывая рисунок совершенно незнакомым людям. Мать остановила его, но у Питера за эти минуты успели развиться две страсти: любовь к искусству и к похвале. А в особенности к похвале и одобрению со стороны отца.

– Когда отец умер, я попросил у матери вернуть мне этот рисунок, – сказал Питер. – Она сказала, что отец выкинул его. Где, вы говорите, это нашлось?

– У скульптора, который делал статую вашего отца. Ваш отец сохранил рисунок. Что вы хотели изобразить?

– Просто птичку. Ничего особенного.

– У нее нет ног.

– Мне было восемь лет – что вы хотите?

– Я хочу правду. Я думаю, вы мне лжете.

Гамаш редко выходил из себя, он и сейчас сдерживался, но в голосе его слышалась сталь и предупреждение, которых не мог не заметить даже член семейства Морроу.

– Зачем мне лгать? Этому рисунку сорок лет.

– Я не знаю зачем, но знаю, что вы лжете. Что это за птица?

– Воробей, малиновка – не знаю.

Голос Питера звучал раздраженно. Гамаш резко встал, сложил лист с рисунком и аккуратно убрал его в карман.

– Вы же знаете, я все равно выясню правду. Почему вы пытаетесь мне препятствовать?

Питер отрицательно покачал головой и остался сидеть. Гамаш пошел было прочь, но тут вспомнил вопрос, который хотел задать.

– Вы говорите, у вас у всех есть талисманы или мантры. То, что Клара называет вашей силой и защитой. Вы мне не сказали, какой талисман был у Джулии.

Питер пожал плечами:

– Не знаю.

– Питер, побойтесь Бога.

– Правда. – Питер встал и посмотрел в глаза Гамашу. – Я ее мало знал. Она так редко приезжала на семейные сборища. Этот ее приезд – дело необычное.

Гамаш некоторое время продолжал смотреть на Питера Морроу, потом развернулся и пошел прочь из благодатной тени леса.

– Постойте! – окликнул его Питер.

Гамаш остановился, позволяя Питеру догнать его.

– Слушайте, вот что я должен вам сказать. Я украл эти запонки и выкинул их в озеро, потому что их подарил Томасу отец. Они переходили от старшего сына к старшему сыну. Я всегда думал – может, он подарит их мне. Я знаю, это было глупо, но я надеялся. Он не подарил. Я знал, как важны для Томаса эти запонки.

Питер помолчал, но потом все же продолжил, словно прыгнул в бездну:

– Эти запонки – самое важное, что у него было. Я хотел сделать ему больно.

– Так же, как хотели сделать больно мне, когда говорили о моем отце?

– Простите меня.

Гамаш посмотрел на этого растрепанного человека:

– Будьте осторожнее, Питер. У вас добрая душа, но бывает, что и добрые души идут по дурной дорожке. А иногда оступаются и падают. И больше не могут подняться.

Глава двадцать четвертая

КОМУ ВЫГОДНО?