Каменный улей

Между тем, чудом оставшийся в живых арбалетчик, зарядил свое оружие и трясущимися руками умудрился всадить пчеле болт прямо в фасетчатый глаз. Пчелу отбросило назад, и она принялась озадаченно тереть лапами ушибленное место. Болт же переломившись пополам, так словно налетел на камену стену, отскочил далеко в сторону.

— Бей по крыльям, они тоньше! — проревел сержант, зажимая ладонью, пустую, кровоточащую глазницу.

Следующий болт арбалетчика, под торжествующий вопль еле живых, израненных латников, хлестанул по переднему крылу пчелы, вырвав из нее приличный кусок. Эксикатор перестал жужжать и сложил крылья, потом вновь расправил их для того, чтобы следующий метко пущенный болт пробил в плоскости другого крыла неаккуратную продолговатую дыру.

Обиженно взвыв, Эксикатор стремительно взмыл вверх и исчез в темноте. Низкое удаляющееся гудение еще какое-то время слышалось с черного неба, потом стало тише и вскоре совсем затихло.

– 31 –

Кранц тяжело переживал неудачную попытку поимки Эксикатора. Страшный разгром, учиненный каменной пчелой, его отряду, поверг старого лекаря в состояние близкое к прострации. Этому в немалой степени способствовала головомойка, устроенная ему герцогом Нурсом, которого известие о гибели пяти стражников привело в ярость.

— Кранц, еще пара таких попыток поймать твоего мифического зверя и я останусь совсем без охраны! — отчитывал он его, словно мальчишку, на следующее утро после ночного побоища. — Я, доверяю тебе, и всячески поддерживаю, но, пойми — мое терпение не безгранично! Если такие провалы будут продолжаться и в дальнейшем, я буду вынужден отдать тебя под суд, за то, что ты не оправдал моего высокого доверия.

Кранц сидел за столом в таверне «Синий индюк». Он только, что покончил с одним кувшином вина и тут же потребовал себе еще один. Вовик, сидящий рядом, провожал неодобрительным взглядом каждый стакан, который наставник выпивал залпом. Не то, чтобы он осуждал Кранца, он и сам был не прочь напиться до оловянных глаз, просто осознание того, что мозговой центр их тандема, намеренно приводит себя в беспомощное состояние, сильно нервировало его.

Вцепившись, побелевшими от напряжения пальцами, в глиняный стакан, наполовину наполненный вином, Кранц, кипя от возмущения, бормотал:

— Что он, вообще, возомнил о себе, этот титулованный щенок? Когда его папа еще только раздумывал, трахнуть его маму, или лучше сходить в бордель, я уже участвовал, по крайней мере, в трех войнах! И это не считая прочих мелких стычек! А сколько народу я спас, от верной погибели, при помощи моего лекарского искусства? Да, как минимум, раза в два больше, чем отправил на тот свет, на поле брани!

Несмотря на то, что он был сильно пьян, у Кранца хватало ума не упоминать всуе имени того человека, которого он костерил на чем свет стоит.

— Послушай, но ты, же сам обещал ему быстрый результата, — попытался урезонить, не в меру разошедшегося, наставника Вовик. — Неудивительно, что он теперь ждет от нас результата, словно из печки пирога!

— Я сказал, что поймаю эту сволочь? — Кранц мутным взором уставился на ученика.

— Ну, сказал, — тяжело вздохнул тот и отвел взгляд.

— О! — Кранц торжествующе воздел к потолку длинный палец. — А раз я сказал, значит поймаю!

В это время, дверь в таверну широко распахнулась, и на пороге появился запыхавшийся молодой стражник. Он был налегке, с одним лишь мечом в ножнах у пояса, без обычной, для городской стражи, тяжелой алебарды. Быстро пробежав взглядом по рядам посетителей таверны, он заметил Кранца с Вовиком и торопливо двинулся в их сторону.

Подойдя к ним, он отсалютовал, два раза громыхнув кулаком по левой стороне кирасы.

— Мой господин, вам письмо от начальника городской стражи! — с этими словами стражник извлек, из висевшей на ремне, перекинутом через плечо, сумки, свернутый в трубку, пергамент и почтительно положил на стол перед Кранцем.

— Выпьешь? — заплетающимся языком спросил лекарь, сурово оглядев парня с ног до головы, и икнул. — Я спрашиваю, выпьешь ты со мной или нет? Или ты считаешь ниже своего достоинства опускаться до выпивки с таким старым пьяницей, как я?

— Благодарю, но вынужден отказаться, — ответил стражник. — Нам нельзя пить на службе.

Вовик молча взял, свернутое в трубку, послание, сорвал с него сургучную печать и, развернув, подсунул Кранцу под самый нос.

Тот, увидев перед собой буквы, сразу оставил в покое посланника и, грубо вырвав у Вовика пергамент, сердито проворчал:

— Отдай сюда — это мое! Тем более что ты и читать-то не умеешь! Вот, ведь, навязался на мою голову, бездарь!

Вовик хотел было вспылить и ответить в том смысле, что еще неизвестно, кто кому навязался, но передумал. Он вспомнил, свое поведение, когда был последний раз в состоянии изрядного подпития, и ему отчего-то вдруг стало неловко. Даже беглое сравнение с манерами пьяного Кранца, были явно не в его пользу.

От этих размышлений его оторвал изумленный возглас Кранца: