— И тем не менее повторю свой отказ. Таков зарок. Но подарю вам знание ещё одной символической схемы. Знаете ли вы, что символом человека служит дерево? Корень — это дух человека, ствол — свойства души, ветви — данные ему Господом способности, таланты, листья — слова, цветы — воля, а в результате плодом становятся добродетели. И от того, как произрастает дерево, зависит обильный или скудный урожай наш на ниве жизни. Но мне кажется, кто-то направляется сюда. Дайте я уберу книгу.
— Ваше высочество, а никак нельзя было бы помочь Новикову? Все говорят, он так много сделал в одной Москве. Книжные лавки, учебники для школ, первая в Москве библиотека.
— Неужели вы не понимаете, Катишь, любая связь с отвергнутым великой императрицей наследником может одинаково плохо кончиться и для наследника, и тем более для Новикова. Здесь всякую связь следует тщательно скрывать, а вы думаете о деятельности, в которой человек волей-неволей проявляет себя.
— Катишь, у меня есть новость. Для вас. И для нас обоих. Помнится, вам нравился Орас Верне[21]
.— Теперь к тому же его четыре полотна напоминают мне о нашем европейском путешествии. Ведь вы заказали их мастеру именно тогда.
— Но я сохранил втайне от вас ещё одно обстоятельство. Для Гатчины я заказал в 1783 году ещё одну картину.
— Заказали, ваше высочество? Письмом? Но это было бы достаточно опрометчиво. Во всех отношениях.
— Ваш великий князь совсем не так прост, как вы хотите его себе представлять. Я обратился с просьбой к нашему посланнику в Турине князю Юсупову. Назвал размеры и сюжет.
— Какой же, ваше высочество? Я сгораю от любопытства — что именно вы сочли нужным выбрать?
— Я оговорил и общую композицию, Катишь.
— Но это уже для меня полная неожиданность. Так раскройте же тайну, ваше величество! Это так интересно!
— «Кораблекрушение». И сейчас вы сможете её увидеть — наконец-то она закончена и доставлена. Меня очень раздражала неисполнительность мастера. Он получил заказ — вот у меня записано со слов князя — 20 октября 1783 года.
— Сразу по нашем переезде в Гатчину!
— Вот именно. Со сроком исполнения в один год. Но Верне протянул время. Князь уверяет, что художник ждал вдохновения. Хотя как раз вдохновения, как мне кажется, в законченном полотне и не хватает. Впрочем, не хочу опережать вашего суждения. Но главное — Верне непременно захотел похвастать своим произведением в парижском Салоне. Картина была там выставлена в 1785-м.
— И конечно, с гордой табличкой, что принадлежит самому великому князю России!
— Вы правы. Но вот мы и пришли. А насчёт Салона я выразил и князю и художнику своё крайнее неудовольствие. Такое дешёвое тщеславие мне несвойственно. И я не нуждаюсь ни в чьих похвалах своему выбору, вы сами это отлично знаете.
— Мне не подняться до ваших масштабов, ваше высочество. Скажу честно, мне такой поворот понравился.
— Но вы ничего не говорите о картине. Она не нравится вам? Вы думаете, она недостойна моей Гатчины?
— Нет-нет, ваше высочество. Здесь другое. Я поражена необычным для Ораса Верне размером. Ничего подобного мне видеть у него просто не приходилось. Море здесь так огромно, так необъятно...
— Именно такой эффект был мной задуман.
— И потом — кораблекрушение. Подобный сюжет невольно вызывает...
— Страх, хотите вы сказать?
— Нет, я бы сказала — внутреннее содрогание. У людей нет выхода перед лицом разбушевавшейся стихии. Им неоткуда ждать помощи. Смерть как зрелище — с этим ещё надо освоиться.
— Нет, я настаиваю именно на страхе. Страх. Страх. И предупреждение. Корабль императрицы должно постигнуть такое же кораблекрушение, как бы сейчас достойно и надёжно ни смотрелось управляемое ею судно. То, что оно откладывается во времени, не может спасти от его неминуемости. Мне доставляет истинное удовлетворение убеждаться лишний раз в неизбежности рока.
— Ваше высочество, но ведь императрица всё равно рано или поздно уступит вашему высочеству престол. Таков закон природы. Зачем же нужна гибель стольких людей, не повинных в её действиях? Какое оно может доставить удовлетворение?
— Удивляюсь вам, Катишь! Вместе с императрицей в волнах рока должны погибнуть все, кто так верно ей служит. Кстати, я давно хотел обратить ваше внимание на пустоту, которой окружена наша Гатчина. Фавориты не скрывают своего пренебрежения ко двору цесаревича.
— Случайные люди!
— И тем не менее обладающие на данный момент и влиянием на императрицу, и возможностью уродовать мою судьбу. Дипломаты...
— Что удивительного в их боязни посещать Гатчину? Они представлены ко двору императрицы, и любое нарушение её желаний может привести к их высылке из России. Вполне понятная человеческая расчётливость.
— О, я сумею расчесться с каждым из них. И с их государями тоже!
— Но я об этом и говорю, ваше высочество. Ваш час впереди, и он совсем близок.