Камера хранения. Мещанская книга

Прелесть же телогрейки как раз в том, что в ней нет ничего для красоты.

В мороз градусов до двадцати, если не сидеть, дожидаясь крика вертухая, а делать норму, телогрейки вполне хватает – не совсем рваной, конечно.

В жару градусов до тридцати, если на голое тело – нормально, вроде короткого варианта среднеазиатского халата. Тоже проверено.

Под ливнем, конечно, промокает, но не сразу, пока вату пробьет… Сохнет, конечно, потом долго, ну, так для того и печь…

К телогрейке прилагались – если повезет – ватные же брюки, как бы дополнительная телогрейка для задницы. Но это уже в экстремальных условиях. А так просто, в обычной жизни – ватничек на исподнюю рубаху, вышеописанный кепарик на бровь, штанцы какие-никакие да прахаря, сапоги кирзовые (заметьте, никакой живодерской кожи, загадочный материал «кирза», в честь которого называли еще и армейскую перловую кашу)…

Почему мир не принял телогрейку, которую беззаветно пробивал в моду наш самый знаменитый дизайнер З.? Почему не ее именем, а всякими английскими словами называются разнообразные нынешние синтетические стеганки? Вот sputnik и babushka пошли в большую международную жизнь, а telogreyka – увы. ГУЛАГовское прошлое не пускает? Ох, да какого только прошлого нет на вещах, проживших долгую историческую жизнь! Сколько крови пролито на расшитые узорами остроносые сапоги и простроченные штаны с заклепками – и вроде не портит она их происхождение… А ведь ватник – он жертвам полагался, а не палачам, на нем вины нету.

…Несколько лет фотограф и литератор Р. носил телогрейку с джинсами и кроссовками. Получалось прекрасно! Я надеялся, что это привьется, что через пяток-десяток лет джинсовый бум станет джинсово-ватниковым, что мирное сосуществование закрепится после конца Варшавского договора этим сочетанием национальных одежд…

Не вышло.

Чем кончилось мирное сосуществование и последовавшие попытки – известно.

Р. некоторое время походил в телогрейках, за которыми ездил во все более захолустные сельские магазины, и постепенно вернулся к обычным общеупотребительным курткам.

Телогрейка умерла.

Вместе с удобствами исключительно во дворе,

с коммуналками на десять семей,

с куреньем, разрешенным всюду,

и с полагавшейся каждому дворовому пацану финкой с ПЛАСТИгласовой наборной рукояткой.

Телогрейка вымерла, как вымирает биологический вид, постепенно. Она еще существует в сельских лавках, но турецкие криво сшитые курточки теснят ее и там. Я знал коммуналку в километре от Кремля, еще недавно по историческим меркам сам жил в ней – на днях зашел: пусто, молдаване делают евроремонт со сносом несущих трехсотлетних стен… А вместо дворовых дощатых сортиров по городу расставили бронированные кубы, внешне и по степени электронной оснащенности напоминающие банкоматы… Какая уж тут телогрейка.

Почему ей не повезло стать мировым бестселлером, как стали некоторые изделия западной легкой промышленности, – не будем называть во избежание упреков в product placement?

Нет ответа, кроме того, который приводился выше.

Не надо бы к Нему приставать, но все же так и подмывает спросить – «За что? И почему?»

Но удовлетворимся тем, что повторим: на все воля Его, и все в руках Его.

А прочее оставим атеистам, пусть мучаются.

Что до телогрейки… Я понял, что она умерла, довольно давно, и событие, которое навело меня на эту мысль, вроде бы никакого, даже отдаленного отношения к русскому ватнику не имело. Но я что-то почувствовал…

Событие было вот какое: я впервые увидел, как женщина стирает пластиковый пакет. Это был обычный, довольно уродливый пластиковый пакет с напечатанной на нем жирной розой. Как раз перед этим я впервые побывал за границей, в Болгарии, конечно. И там как раз такие пакеты давали, когда ты делал покупку в любом варненском магазине.

А в Москве женщина аккуратно стирала такой пакет под краном.

Я не подумал о том, почему в стране, которая запускает космические корабли и что там еще, не хватает пластиковых пакетов. Эта мысль была бы слишком серьезной для меня, да к тому же мне тогда казалось, что я знаю почему. Подумал же я почему-то о телогрейке. Мне мгновенно стало очевидно, что телогрейка и стираный пакет несовместимы.

И победит пакет.

Комок

Наиболее эффективными центрами подрывной работы против советской власти в конце шестидесятых, в семидесятых и до самого ее бесславного финала были не ЦРУ, не радиостанция «Свобода», не эмигрантские организации вроде НТС и тому подобные гнезда идеологических врагов. Реальную опасность для СССР представляли два вполне советских учреждения торговли – московские комиссионные магазины «у планетария» и «на Новослободской».