Прочие толкавшиеся в комке были лишь фоном, мечтательно рассматривавшим товар. Обычная толпа предателей социалистического идеала. Судя по тому, что зал был полон каждый рабочий день с утра до вечера, предателей было много.
«Комок у планетария» отличался не только ассортиментом – здесь в основном шла звукозаписывающая и воспроизводящая, а также радиоаппаратура, – но и размахом. Огромный зал, разделенный на специализированные секции: магнитофоны ленточные и кассетные, проигрыватели и отдельные звукоснимающие панели и усилители, кассетные стереоблоки и – в особом помещении, ввиду громоздкости – колонки, наборы динамиков в резонирующих, как приличная рояльная дека, деревянных ящиках. Плюс мелочи вроде наушников, карманных приемников и совсем редко встречающихся – за отсутствием большого спроса – диктофонов… В зале стоял никогда не смолкавший музыкальный шум на фоне негромкого рокота разговоров, которые непрерывно вели покупатели и возможные покупатели, заполнявшие все пространство. Обсуждались сравнительные качества товаров, дискутировались цены, иногда заключались устные противозаконные сделки – то есть происходила уголовно наказуемая спекуляция. Участники преступных действий чаще всего удалялись в припаркованную где-нибудь не очень далеко жигулевскую «шестерку», а то и в шикарную «восьмерку», где предъявлялся товар в заветной коробке и обменивался на советские деньги – иногда примерно равные товару по весу… Толпа еще не сговорившихся спекулянтов и их клиентов заполняла весь тротуар перед магазином. Время от времени ее рассекал милиционер, в пространство обращавшийся с требованием не мешать проходу граждан. Весь базар обозначал движение с как бы готовностью не мешать проходу, но оставался на месте. Некоторые дружелюбно кивали представителю власти, так что становилось понятно, почему регулярные облавы на спекулянтов реальных результатов не дают и никогда не дадут…
Интересно, что «на Новослободской» милиционер появлялся чаще и был суровей. Результат был тоже невидим, но обстановка в тамошней толпе была более нервной. Видимо, прочность позиций директоров была разной.
Сколько народу голосовало таким образом против технологического уровня социалистической родины? За годы получались тысячи…
Но это были две, как принято выражаться, «верхушки айсберга». У комков слонялись только невыездные неудачники, сомнительная молодежь, нищие меломаны вроде меня, не имевшие ни денег, ни достойного социального положения. К кассам шли вообще единицы. А настоящие потребители западной и восточной электроники здесь если и бывали, то лишь в ролях так называемых сдатчиков – они обращали в наличность электронные богатства, ввезенные в СССР при возвращении из загранкомандировок, более или менее длительных. Это был способ весьма выгодного обмена валюты на дешевые, но иногда нужные на родине рубли. Обмен через покупку где-то там и продажу где-нибудь здесь скромного двухкассетника (помните, что это такое? ах, не застали…) приносил до тысячи процентов прибыли…
Где теперь она, вся эта серебристая или черная пластмасса, тонкий металл, воспроизводимые частоты 20 Гц – 20 кГц, 16-метровый диапазон есть,
Только шепот, робкое дыханье и магнитофонные трели шуршат в воздухе – «шарп», «сони», «филлипс», «айва», «шарп»… Музыка, под которую начал расползаться, таять, растворяться великий фантом.
Заправка шариковых ручек
В семидесятые и даже отчасти в восьмидесятые годы Советский Союз внес огромный вклад в благородное дело сохранения окружающей его среды. Конечно, всякое бывало – энергично изводили и извели-таки Аральское море, как смогли загадили солярными бочками тундру, настроили взрывающихся атомных станций, едва не повернули задом наперед северные реки… Но не буду клеветнически замалчивать и большие экологические успехи развитого социализма.
Они заключались в уникальном опыте многократного использования одноразовых предметов, на своих родинах образовавших неразлагающиеся свалки и грозивших поглотить всю Землю.
…Приятель был хотя и зарубежный, но свой, понимающий: из братской Чехословакии. Дома, в Праге, он предпочитал не помнить русский, который и спустя годы там ассоциировался с ревом танковых моторов. Но в Москве прекрасно говорил и читал, в том числе и вывески. И над микроскопической мастерской в глубинах ныне исчезнувшего Палашевского рынка прочитал вслух едва ли не от руки написанное: «Заправка шариковых ручек. Клапаны в газовые зажигалки».