Камера хранения. Мещанская книга

Обидно, что теперь рубашки совершенно американского фасона, с петельками, пуговицами и прочими привлекательными деталями, продаются на любых лотках – в основном турецкого и гонконгского производства…

И наконец, создание «швейцарских» часов на базе изделия 2-го Московского часового завода в принципе можно назвать абсолютным шедевром самострока, хотя собственно строчки тут никакой, конечно, не требовалось. Скорее речь могла идти о виртуозной ювелирной подделке.

Поговаривали в конце шестидесятых, что в рамках разрядки, сосуществования и прочей мифологии наши часовые заводы стали выпускать часы в импортируемых японских корпусах. В это верилось: советские корпуса не могли быть такими стильными, японцы же, по своему обыкновению, копировали дизайн самых знаменитых марок… А вот механизмы, вполне вероятно, оставались советскими, но по качеству не уступали японским и даже не самым дорогим швейцарским – часовая промышленность в сравнении с другими отраслями у нас была приличная. Итак, корпус красивый, в лучших традициях, механизм надежный, но циферблат портил все дело: он был не просто некрасивый – в нем бесчинствовал дурной вкус.

Между тем у штатников вдруг появились шикарные часы, благородных, классических форм, с лаконичными названиями великих швейцарских фирм на циферблатах.

Разве не мог быть штатником хороший часовщик? Или наоборот – штатник часовщиком? И вот он сидит с монокуляром на лбу, с гравировальной фрезой в руке, часы вскрыты, и на циферблате вместо уродливого рисунка лирико-патриотического содержания понемногу появляются известное во всем мире имя, короткая микроскопическая надпись swiss made и мелкий строгий орнамент…

Бессмертный, вечный Левша!

Лишь бы не перестала прыгать подкованная блоха…

P.S. Дописал эту главу, и возникло ощущение, что я это всё – во всяком случае, пуговичную часть – уже читал раньше… Немного помучившись, я вспомнил: примерно то же самое и о том же самом написано в книге музыканта и писателя Максима Капитановского, выдающегося знатока андерграундной культуры времен поздней советской власти. Книга была мне подарена автором во время случайного пересечения в Казани. Я было расстроился – «какой удар со стороны классика!», как говаривал Бендер… Но постепенно успокоился и утешился. Потому что прошлое у каждого свое. И семидесятые-восьмидесятые у Макса свои, а у меня – свои. Несмотря на то что мы очень похоже описали изготовление «фирменных» пуговиц из советских. В конце концов, один – это только очевидец, а двое – свидетели…

Трубки и другие потери

«Штатники» принесли в быт молодой советской полуинтеллигенции не только поддельные тряпки в американском стиле – появилось много мелких вещей, объединявших их хотя бы внешне с ровесниками в Европе и Штатах.

Никогда ни до, ни после шестидесятых прошлого века в нашей стране не было такого количества молодых курильщиков трубок. Прежде курение трубки было привилегией художников и прочих артистов – людей средних лет и далеко не среднего достатка, борцов за мир, привозивших дорогие вересковые изделия с всемирных конгрессов и из агитационных поездок по стремительно левеющим западным университетам. А в шестидесятые трубками обзавелись обычные студенты, начинающие мыслители, победители в придуманном газетами соперничестве физиков с лириками. Большею частью это были вышеописанные штатники и нищие адепты самострока. Трубка шла непременным дополнением к маленькой, чеховской (на самом деле – в стиле знаменитых музыкантов джазового направления би-боп) бородке. Курение трубки по примеру вечно фрондирующего и тем не менее вечно и свободно путешествующего по миру старого литератора Э. как бы включало курильщика в клуб мировых интеллектуалов, вольномыслящей культурной элиты. Тут же мелькал символом мужественности и очаровательного авантюризма Х. в толстом свитере и с трубкой, конечно… Словом, трубка была таким предметом, про какие теперь в модных журналах пишут must have.