Камера смертника

– Неужели не понял? Этим поболее других помощь нужна. Ты с ними по-людски поговорил бы, у них на душе и полегчало бы. И тебе польза в написании своей статьи, и им польза, поддержка. Думаешь, они каждый вторник ко мне на беседу в большинстве из-за веры кидаются? Нету там верующих, Борюша, почти нет. Так, в зачатке вера у некоторых. А ходят ко мне, потому как поговорить хочется, голос человеческий послушать. Опять же сострадание во мне чувствуют. Лупонин совсем плох, он недалек от помешательства. Думал с твоей помощью отсрочить…

– Теперь уже все, – нахмурился я. – Теперь ему только психиатр поможет.

– Так, значит? – задумчиво произнес священник. – Ну, что же, по крайней мере, теперь он страдать не будет. Теперь он навечно в мире иллюзий и воспоминаний.

– Вы мне про Павлова ответьте, отец Василий. Его-то почему мне порекомендовали?

– Ты вроде взрослый человек, – спокойно улыбнулся священник, – журналист по профессии. А вот сам себе на свои же вопросы отвечать не научился. Ты же почему-то вернулся? Не на меня же, болезного, поглядеть. Небось из-за Павлова-то и приехал. Так, что ли?

– Так, все так, отец Василий. Только на свои вопросы труднее всего ответы находить.

– Это точно, – согласился священник. – Советовать всегда легче. А вот в делах, в которых ты должен своим сердцем дойти, советовать нельзя. Смысла нет. Или совета твоего не поймут, или не дойдет он. Человек должен быть готов к советам, тогда их и давать время. Ты никогда не задумывался, почему церковь, в отличие от супермаркетов, не занимается рекламой, не зазывает к себе плакатами, огненными рекламами? А потому, что в церковь всегда и все приходят сами. Кто за советом, кто за помощью, а кто уже и к богу. Приходят туда тогда, когда уже готовы прийти. А когда готовы, тогда мы и проповедуем, просвещаем. Советы, как и веру в бога, Борюша, нельзя навязывать.

Я покачал головой, не зная, что тут ответить. Старик был в своем амплуа. И в прошлый раз он мне толком ничего не сказал, и опять уходит от прямого ответа. А может, он и прав. Подсказка, поданная не в нужном месте и не в нужное время, быстро забывается. А вот то, до чего ты дошел сам, что понял своим разумом, через свою душу, свое сердце пропустил, – то с тобой навеки, то твое. Это как с книгой. Прочитать по совету можно, а понять, принять ее глубокий смысл – не всегда.

– Какая-то беда с Павловым, – наконец сказал я. – Не такой он, как все.

– Там беда со всеми.

– Это понятно, – попытался я уточнить свою мысль. – Я, конечно, со всеми не говорил и всех, как вы, не знаю, но в Павлове мне показалось особенным то, что он считает себя невиновным. Я даже, было дело, в Интернете познакомился с его историей. А поначалу даже подумал, что он мог оказаться невинно осужденным. Или по ошибке, или по чьему-то умыслу…

Отец Василий ответил не сразу. Он довольно долго смотрел в потолок, потом завозился на своем диване, приподнял подушку и устроился полусидя.

– Не было там ошибки, – наконец сказал он. – И никакого умысла тоже.

– Значит, он виновен?

– Виновен. Есть на нем такой грех.

– Тогда я не понимаю… может, у него начались проблемы с психикой?

– Наверное, начались, но не настолько, чтобы он ничего не понимал. Замкнулся он в себе, в своем страдании. И у меня не получается привести его к раскаянию, вот в чем большая беда, Борюша. Человек должен в конце концов раскаяться, он должен покинуть этот мир, очистившись покаянием перед богом. Я вот достучаться до него пока не могу, а ты можешь мне помочь.

– Подождите, отец Василий! А что, все остальные раскаялись? Или находятся на пути к раскаянию? И даже этот чеченский террорист? Так он вообще мусульманин.

– Ко мне, Борюша, приходят сами. Никто насилкой не тянет. А пришел бы мусульманин, я бы и ему нужные слова подобрал. Бог-то, он ведь один, как его ни называй. И ты думаешь, я не понимаю, что не все, идя ко мне, тянутся к вере? Не важно это. Пусть приходят, а я уж словечко доброе и нужное найду. Пока идут, я тоже буду приходить. А когда перестанут проситься ко мне, я стану пороги обивать у начальства и добьюсь, чтобы мне разрешили в камеры заходить. Без охраны.

– Это уже будет навязывание веры.

– Не веры, Борюша. Веру я никому не навязываю и сейчас. Я слово доброе несу, понимание. Я не в Господа уверовать стремлюсь их уговорить, а привести к покаянию, к осмыслению содеянного, всего того зла, которое человек совершил.