– Этого не знаю. Вроде бы порядочный человек. Но были и угрозы. Пашка меня и еще двоих уговорил здесь ночевать стражами. Сейчас поправляю здоровье. Ожидали стрельбы и конных набегов. Развесил на заборах магнитные мухоуловители. Но с шестью миллионами могут явиться и к воздвижению бочки. Пашка не гонит Нечухаева и даже кормит его из-за справки Луначарского. Мол, бочка не та, нечего за ней охотиться и нечего тратить миллионы.
– И где этот ваш Нечухаев? - спросил Соломатин.
– А вон он, - указал Марат Ильич.
Нечухаев оказался прилично одетым в темно-синее молодым человеком, миловидным, пробор цирюльника, и стоял он теперь рядом с вежливой Елизаветой. Быстрый взгляд Елизаветы отослал Соломатину укол-укор.
– А посланцы от шести миллионов при вас сюда являлись?
– Являлись.
– Не было ли среди них кого-либо в валенках с галошами?
– Нет, не видел, - сказал Марат Ильич.
Пили и беседовали Марат Ильич с Соломатиным под яблоней. Столики Каморзин расставил по всему саду в тенистых местах. Когда-то в здешнем товариществе все были исключительно огородниками, что и соответствовало программным установкам Великого Созидания. Установки раскрошились в ваучеры. Помидоры и огурцы проще стало покупать на рынке, но кое-какие грядки и парники у Каморзиных остались (редиска и молодой чеснок шли сейчас под водку), а так дом владельцев стоял в яблоне-сливовом саду, ну и конечно, в цветах. Имелись на участке рябины, березы, дубок и сосенки, так что место для Сергея Александровича было здесь совершенно благоприимное.
– Пойду-ка я все же поздороваюсь с барышней, - сказал Соломатин.
– Да не спешите вы, - поморщился Марат Ильич, - успеете. Она вам улыбается, а ожидает появления более важного для нее человека.
– Кого же?
– Увидите.
– Марат Ильич, я под ваш зонт.
Должен заметить, что каждый садовый столик был завершен курортным зонтом (сегодня выходило - от солнца), из цветных клиньев - красных, синих, фиолетовых и зеленых, и сейчас под зонтом Соломатина и Марата Ильича возник прыщ лет шестидесяти, в пробковом колониальном шлеме и шортах цвета хаки, ему - в набор нынешних примет - иметь бы во рту сигару, но нет, подошедший держал в руке какую-то палочку с кружочком, опускал ее в стакан с жидкостью, подносил к губам, дул, и от его рта отлетали мыльные пузыри с радужными боками. За одним из них, размером с дыню-колхозницу, он вдруг побежал с криком:
– Без права на загранполеты!
– Это что за прыщ?
– Сысолятин, - сказал Марат Ильич. - Сосед Пашкин. Через два участка. Биохимик. Или ботаник. Или насекомовед. Из тех, кто морит малярийных комаров или мошку. Не помню.
– Ну все, - вернулся биохимик или насекомовед. - Давайте выпьем за совпадение. И за нашу радость.
– Какую радость?
– Ну как же. Вы, мне сказали, Соломатин. А я Сысолятин.
– И в чем тут радость?
– Ну как же? - удивился Сысолятин. Впрочем, дебаты отложили. Выпили.
– Вот вы, - сказал Сысолятин, прожевывая редиску, - знаете, сколько длится половой акт у божьих коровок? Нет… А вы, Марат Ильич? И вы не знаете… Шесть с половиной часов…
– Надо же, - покачал головой Марат Ильич, и магнитные кольца на нем зазвякали.
– Да, - сказал Сысолятин. - И слезает самец божьей коровки с партнерши, не спеша, с нежностью, продолжая удовольствия. Уходит у него на это часа полтора…
– Это вы к чему? - спросил Марат Ильич.
– Я и сам не знаю, - сказал Сысолятин. - Какое у нас здесь сегодня гуляние в Сокольниках!
– Ну что, сыграем в картишки-то?
– Какие еще картишки! - обиделся Сысолятин. - Это в преддверии-то планетарного события!
И он снова макнул палочку с кружком в мыльницу, вздул жидкость с лихим присвистом и пропел повелительно:
– Божия коровка, улети на небо, принеси нам хлеба, черного и белого, только не горелого…
Созданные дуновениями Сысолятина творения разлетелись вокруг праздничного столика, но одно из них раздулось, приняло форму божьей коровки, с кошку ростом, и уплыло к верхушке березы, не лопнув и не слипнув в каплю.
– Вот вы, Марат Ильич, не верите в возвышенное, а потому и таскаете на себе дурацкие кругляки.
– У самого на руке браслет, - сердито заявил Марат Ильич. - Небось, из протухшего циркония.
– У вас есть сюжет для беседы, - сказал Соломатин. - Я вас покину, хотя божьи коровки меня и взволновали.
И Соломатин перебрался под зонт Елизаветы. Хотел было поцеловать барышне руку, но рука эта была послана большим пальцем вверх - для пожатия. Состоялось знакомство с Нечухаевым. Соломатин сразу понял, что Нечухаев (обнаружилась у него меленькая бородка, клинышком) из тех, кто знает больше других, кто посвящен в нечто высокое, большинству недоступное, и эти его соображения позволяли ему то и дело усмешничать, как бы свысока и в пренебрежении к собеседникам.
– Я слышал, Андрей Антонович, - сказал Нечухаев после нескольких взаимно-пустых фраз, - вы участвовали добровольцем в кампаниях. В Карабахе и на Балканах… И будто были ранены…
– Где и от кого вы это слышали? - нахмурился Соломатин.
– Ну… - Нечухаев быстро взглянул на Елизавету. Он смутился, чего от него ожидать вроде бы не следовало. - Вряд ли важно, где и от кого…