Камеристка

Далее было необходимо, чтобы все вооружились, потому что если король из мести прикажет начать резню, народ не хотел быть беззащитным.

Рабочие — многие из них от голода и слабости едва ходили — собирались в предместьях и рассказывали жуткие истории о свирепом немце Ламбеске и его кровожадных солдатах. Это подогрело ослабевший боевой дух, и люди снова начинали сжигать ненавистные барьеры.

Потом грабили мастерские оружейников и лавки с оружием. Теперь на сторону восставших переходили даже французские гвардейцы. Ситуация грозила полностью выйти из-под контроля.

— Правительство утратило всякую власть над бушующей толпой, — поведал мне позже Флорентен. — Мне повезло, что никто не узнал во мне лакея графини Монморанси, иначе меня разорвали бы на части. В тот день я переоделся рабочим.

Граф д'Артуа, ломая руки, просил своего брата наконец показать железный кулак.

— Ваша сдержанность, сир, ободряет бунтовщиков и анархистов.

На это король холодно сказал:

— Я все хорошо обдумал. Оказать сейчас сопротивление — значит подвергнуть монархию ненужной опасности. Мы, возможно, потеряли бы тогда все. Наши войска покинут Париж — так мы больше не будем провоцировать их. Я предприму более осторожные меры. Не говорите мне больше о применении силы. Я хочу выждать, пока пробудятся люди, исполненные доброй воли и любви к своему королю.

Это прозвучало очень благородно, но оказалось ужасной ошибкой. Граждане ободрились, так как никакие войска не вступали в бунтующий город, но, с другой стороны, хотели быть готовыми ко всему. Это снова привело к грабежам лавок и зерновых складов. Собирали все съедобное или то, что могло бы послужить оружием.

Глава пятьдесят восьмая

14 июля прошел слух, что готовится наступление солдат на Париж. В мгновение ока граждане соорудили баррикады. Рассчитывали на уличные бои и все парижане, в том числе и женщины. Они собрались перед Домом инвалидов и выдвинули дежурному губернатору дерзкое требование выдать им все имеющееся у него оружие.

Тот, будучи верным слугой своего короля, возмущенно отказался подчиниться давлению черни. Очевидно, он еще не понял всей серьезности положения. Возбужденная толпа, недолго думая, силой ворвалась внутрь. Охрана даже не сопротивлялась.

Граждане разграбили подвалы Дома инвалидов, взяли двадцать восемь тысяч мушкетов и десять пушек. Бунтовщики ликовали. Но не было патронов и пороха.

Сразу за рынком на площади д'Алинье находится улица Теофиля Русселя, и здесь стоит гостиница «Барон Руж», в которой 14 июля был дан сигнал к штурму Бастилии. Подстрекателем был Жорж Дантон.

В этом квартале волнения начались уже давно.

Причиной могло быть то, что ремесленники здесь, на окраине старого центра города, не подчинялись строгим порядкам гильдии. Форбур Сент-Антуан, связывающая площадь Бастилии и площадь Нации, в поздние времена старого режима считалась рассадником революционных идей. Многочисленные запутанные и переходящие один в другой дворы представляли отличное убежище для зачинщиков беспорядков.

В Фобуре, местечке в направлении парижских предместий, жили «маленькие люди», как правило, мелкие чиновники, ремесленники и те, кто себя за таковых выдавал, например, папаша Сигонье, бунтовщики находили себе приют.

Где же еще сильнее мог разразиться народный гнев, копившийся веками, как не на площади Нации. Эту площадь заложили в XVII веке в честь Людовика XIV, «короля-солнца». Во времена революции ее со смыслом переименовали в «Площадь свергнутого трона»; позже она стала местом казней.

Теперь все двинулись в сторону Бастилии. Полноты картины ради я упомяну, что другие утверждали, будто бы журналист и адвокат Камиль Демулен, который в «Кафе Фэй», любимом месте встреч свободомыслящих, вскочил на стол и призвал бунтовщиков к штурму Бастилии.

Бастилия представляла собой квадратный обширный, но хорошо укрепленный средневековый замок-крепость из желтого песчаника с толстыми круглыми сторожевыми башнями, которые вздымались на высоту двадцати пяти метров в парижское небо.

Построенная еще в XIV веке крепость считалась позорным пятном города, пережитком прошлого.

Отвратительное здание использовалось под склады для военной амуниции; часть его служила тюрьмой. Но не для простых мошенников, а для небольшого числа избранных заключенных, по большей части представителей средней и высшей аристократии. Там содержались преимущественно мужчины за преступления на почве прелюбодеяния.

Дальний родственник мадам Франсины маркиз де Сад временами числился среди заключенных, но и газетчики, которые слишком нагло выражали свое мнение, сидели тут. Месье Вольтер побывал здесь даже дважды, и месье Дидро, энциклопедист, также наслаждался гостеприимством Бастилии, как и кардинал де Роган.

— Эта средневековая крепость предоставляет своим заключенным некоторый комфорт по сравнению с другими тюрьмами, — несколько лет назад говорил герцог де Лозен, засадивший туда одного неугодного ему родственника.