Камероны

В воздухе снова запахло Питманго, запахло, как всегда, мокрой угольной пылью с лепкой примесью серных испарений, поднимавшихся с разработок в долине, но сейчас над всем этим господствовал тяжелый дух дешевой рыбы – соленой трески и вяленого ската, которых долго были молотком, чтобы размягчить.

Не так уж много он принесет домой после всех своих злоключений – шестнадцать или семнадцать фунтов лососины, и только. А ведь его могли посадить в тюрьму, он мог погибнуть. И не настолько он был глуп, чтобы не понимать, что может потерять ногу, если начнется заражение. И все-таки факт остается фактом: он забил лосося. С этой целью он вышел из дома – казалось, так давно, – и вот он возвращается с рыбой, возвращается домой браконьер с лососем в руках. Это, конечно, ребячество, а все-таки он сделал то, чего никто из них – ни один из жителей Питманго, хоть обойди сверху донизу весь поселок, – в жизни не сделает. У его семьи будет настоящее рождество.

Подойдя к своему дому, он постоял под окнами, чтобы глаза привыкли к свету: не хотелось ему, переступивши порог, ослепнуть, как всегда. Он увидел сквозь стекло, что семья его сидит за столом, но к еде еще никто не приступал, – и обрадовался. Однако долго стоять нельзя было: если они услышат кошек, то выйдут и обнаружат его, а ему этого не хотелось. Вот Эндрью начал что-то говорить – тост или молитву перед едой; пора входить. Гиллон распахнул дверь и встал на пороге ярко освещенной комнаты, не очень понимая, куда идти и что говорить. Он знал, какое зрелище являет собой.

– Какого черта, что стряслось с тобой, пап? – спросил Сэм. – Кто это тебе так вмазал?

– Никто мне не вмазывал, – сказал Гиллон. – На этот раз я вмазал им.

Он пересек комнату – теперь он уже кое-что видел – и бросил рыбу на стол. Глухой шлепок, с каким она упала на доски, доставил ему удовольствие, как и то, что теперь она казалась такой большой. Никогда еще не было у них дома такого куска рыбы или мяса.

– Красотища-то какая, пап! – воскликнул Эндрью, и все сгрудились вокруг рыбины; одна только Мэгги смотрела на мужа.

– Ты потерял шляпу, – сказала она. – Ты же потерял свою красивую шляпу.

Он медленно поднял руку к голове – так медленно, точно не знал, где она у него находится, – и удивился, дотронувшись до волос. Где же он потерял ее, свою красивую шляпу? Когда он нырнул в заводь, была на нем шляпа или нет? Из воды она появилась у него – в воду и канула.

– Ну, кому нужна шляпа?! – воскликнул Сэм. Он был очень возбужден. – Зато рождество мы отпразднуем по-человечески. – Он подошел к буфету, достал виски, вернулся к столу и разлил его по чашкам и кружкам. Все-таки будет у них праздник. Все смотрели на отца и ждали.

– Соленая треска не для Камеронов, – заявил Гиллон. Все подняли свои чашки и выпили – за отца и за его рыбину.

27

Через несколько дней после Хогманэя[29] мистер Селкёрк притащился из своей читальни наверх навестить Гиллона, который лежал в постели.

– Я не желаю ничего слышать и не желаю знать, что ты учудил и где ты был, – сплошное ребячество, честное слово! – Гиллон тут рассмеялся. – Но я знаю, что тебе не безынтересно познакомиться вот с этим.

Он достал из кармана конверт и вынул из него газетную вырезку с такой предосторожностью, точно это был кусочек креста господня. Это была за. метка из финансового раздела «Шотландца».