Камероны

В середине того же месяца с Гиллоном произошло несчастье. Он как раз вырабатывал забой и вот-вот должен был сквозь стенку пройти в следующий – он бы мог с точностью до дюйма определить толщину этой стенки по звуку, с каким кирка ударяла по ней. Он опустился на колени, чтобы – стук! стук! – пробить дорогу в новый забой, когда в стене, которую он долбил, вдруг сверкнул кусок металла – позже он всю жизнь вспоминал, как свет его лампочки вспыхнул на полированной стали, как он взмахнул рукой, пытаясь защититься от того, что обрушивалось на него, но было уже поздно, слишком поздно, и металл, глухо ухнув, вошел в его тело. Он потерял равновесие, повалился навзничь и застыл, боясь шевельнуться. Из плеча его торчала кирка.

– Ну и ну! – воскликнул кто-то. – Господи боже мой, нет, вы только подумайте!.. – И стена возле Гиллона рухнула. Он услышал топот людей, выбежавших из соседнего забоя и кинувшихся по штреку к нему в забой, и кто-то за ноги вытащил его из-под горы угля, причинив не меньшую боль, чем кирка, застрявшая у него в теле. Гиллон узнал мистера Брозкока, но его присутствие ничего не объяснило. Остальных он никогда не видел.

– Ох, как мне неприятно, господи, поверьте, мне так неприятно! – причитал кто-то, произнося слова с английским акцентом.

– Прежде всего он не должен был тут находиться, – заявил Брозкок. И нагнулся над Гиллоном. – Зачем тебе понадобилось прорубаться в другой забой?

Гиллон лежал и смотрел на него. Он был слишком ошеломлен случившимся и не мог говорить, но все слышал, и голова у него была ясная.

– Нельзя проходить сквозь стенки, Камерон, – сказал управляющий.

А Гиллон спокойно думал: «Врун, и все-то он врет, только почему он врет?» Но разодранная плоть вдруг дала себя знать: в его нервной системе взорвался детонатор замедленного действия, и он скрючился, сжался всем телом – совсем как раненый лосось – и, не сдержавшись, издал страшный крик; потом спазма прошла, и он снова лежал молча и глядел на них.

– О, господи, мне очень жаль, понимаешь, – произнес чей-то молодой голос.

– Не следует ли вынуть из него кирку? – спросил другой голос, холодный и бесстрастный.

Боль от кирки, вошедшей в кость, становилась невыносимой.

– Кирка сдерживает кровотечение, – заметил Брозкок.

– Но ему должно быть очень больно. – Все голоса были с английским акцентом.

– Они боли не чувствуют. Пойди приведи людей, – сказал Брозкок, обращаясь к кому-то, – надо вытащить его отсюда.

– Да вынь же из меня кирку, – услышал Гиллон собственный голос, звучавший словно откуда-то из дальней дали, – ты, чертов дурак!

Брозкок тотчас вернулся и склонился над ним.

– Чертов дурак, значит, да?! – Он был в ярости. – Это же наши акционеры тут. Джентльмены.

– Может, кто из вас, джентльмены, расхрабрится и вынет из меня кирку? – сказал Гиллон. Он сознавал, что ведет себя очень мужественно, крепко держит в руках – от тяжелораненого трудно не то что требовать, а даже ожидать такого.

Один из англичан, совсем молоденький, опустился возле Гиллона на колени.

– Я сейчас попробую, – сказал он. – А вы сможете это вынести?

Гиллон кивнул. Молодой человек схватил кирку в том месте, где она насажена на ручку, и пошевелил, чтобы выяснить, насколько глубоко она вошла в тело углекопа. Гиллону было очень больно: кирка засела в кости.

– Если уж тащите, так быстрее!

– Хорошо.

– Ну, давайте же!

– Хорошо.

Молодой человек дернул, но недостаточно сильно. Гиллон невольно громко вскрикнул – это уже было выше человеческих сил. Молодого человека трясло.

– Брозкок! – позвал Гиллон.

– Не стану я этого делать.

Тогда Гиллон схватил молодого человека за руку.

– Пойдите туда, по штреку, и кликните Сэма Камерона. Кликните погромче!

– Не слушайте его, вот еще вздумал командовать…

Но молодой человек протиснулся мимо управляющего и высоким, звонким голосом закричал в штреке. Гиллон услышал топот ног. Прибежал Роб-Рой и уставился на распростертого отца.

– О, господи, что они с тобой сделали? – Он повернулся к мистеру Брозкоку. – Что вы сделали с моим отцом?

– Пожалуйста, Роб, скорее…

Роб опустился возле отца на колени и ощупал стальное острие кирки. Потом взялся за нее обеими руками – одной за сталь, другой – за дерево, но кирка не поддавалась. У Роб-Роя было такое чувство, что если он дернет, то вырвет у отца всю грудную клетку, и он опустил руки.

– Вот сейчас я не оправдаю твоих надежд, – сказал он. В этот момент Сэм влетел в забой.

– Убирайтесь все к черту отсюда! – рявкнул он, расталкивая господ. – Почему он здесь так лежит? – крикнул он прямо в лицо мистеру Брозкоку.

– Скорее, Сэм! – сказал Гиллон.

– Ага, пап.

Он уперся коленом в грудь отца и в тот же миг – прежде чем Гиллон успел что-либо осознать – со страшным криком, почти заглушившим громкий, полный боли крик отца, выдернул из его тела кирку.

Кто-то, когда Гиллона несли из шахты, бросил по стародавнему обычаю пригоршню свежей угольной пыли на рану, чтобы остановить кровь. Гиллон никогда бы этого не позволил, но Гиллон этого не знал.