Камероны

– Мнение?! Я не говорю о мнениях. Я говорю о фактах. В нашем мире существует два рода людей: эксплуатируемые и эксплуататоры. И все! Два рода людей, два класса, две породы. Человек принадлежит к одной или к другой из них. Нельзя принадлежать к обеим сразу.

Это были его собственные слова – Гиллон узнал их.

– Я никого не хочу эксплуатировать, – сказал Эндрью. – Но быть эксплуатируемым – тоже увольте.

– О, господи, ну и увертлив! – заметил Роб. – Вот что я тебе скажу. В мире не будет справедливости до тех пор, пока существуют классы. Но настанет время, когда будет всего один класс. – Роб шагнул к брату, точно собирался ударить его. – Настанет такой день, настанет, когда эксплуатируемые объединятся и, объединившись, погонят эксплуататоров с лица земли, сбросят их в море и потопят там, как крыс.

Теперь и Гиллон вскочил.

– Роб!..

– Именно так: потопят, как крыс. Словом, в мире существуют две стороны – и все. Вот так-то! – Он ударил рукой об руку, и в воздухе образовалось облачко пыли. Затем он повернулся к отцу. – А ты на чьей стороне?

Нечестная это была игра. И безнадежная.

– На той, которая считает, что надо довезти эти раковины до Питманго, – сказал он и понял, что не оправдал ожиданий обоих своих сыновей. Роб-Рой отвернулся от отца и сел под дубом, прислонившись спиной к стволу так, чтобы им было его не видно. Гиллон подождал, подождал и наконец обошел дерево.

– Пора двигаться, сынок. Ты нам нужен.

Роб покачал головой.

– Я твердо решил. Я не могу участвовать в этом.

– Но нам же без тебя не справиться.

– Я тут ни при чем, папа. Теперь это уже ваше дело. Для каждого человека наступает время сделать свой выбор.

– Но ты же еще не взрослый человек, Роб.

– Да нет, уже взрослый. Человек становится взрослым, когда делает выбор.

Заслонив глаза от слабого осеннего солнца, Гиллон посмотрел вниз на сына и вдруг понял, что молодые глаза Роба угасают, как и его собственные. Не следовало посылать мальчика в шахту, пока тело его не сформируется на солнце и свежем воздухе. Слишком он обездолил сына. И Гиллон опустился возле Роба на колени.

– Есть на свете верность, которая выше верности самому себе, – сказал он, хоть и вовсе не был уверен, что прав, но Роб лишь качал головой: «Нет, нет». Гиллон посмотрел на его худую жилистую шею и вспомнил, каким был его сын в первые дни под землей – худенький, старательный и очень испуганный. И несмотря на испуг, он изо дня в день продолжал спускаться в шахту – вот что главное. Он был не плохой шахтер и не хороший – просто вообще не шахтер. А фургон все стоял на дороге.

– Роб?! – Парнишка нехотя поднял глаза. – Пока не появится то, другое, общество, пока мы вынуждены жить в этом, лучше жить всем вместе, семьей. Только это и объединяет нас против них.

– Нет, не могу я больше. Я дал себе слово. А если человек не способен сдержать обещание, которое он дал себе, какой же от него прок другим?

Гиллон выпрямился. «То, что я сейчас сделаю, пойдет парнишке только на пользу», – сказал он себе.

– В таком случае я велю тебе, я тебе приказываю встать и занять свое место в упряжке.

Роб продолжал сидеть.

– Ты понимаешь, что это означает, Роб. – Гиллон почувствовал, как слезы обожгли ему глаза, но голос ело продолжал звучать твердо. – Сегодня за вечерним столом места тебе не будет.

– Я понимаю.

– И не надейся, что ты сможешь прийти и разделить с нами хлеб-соль.

– Угу, я понимаю, папа, понимаю. До свиданья, папа.

– До свиданья.

Слишком далеко они зашли, и теперь уже ни тот, ни другой не знали, как повернуть назад.

Джемми встретил их на дороге, и после этого все пошло куда легче – все-таки свежее подкрепление, да к тому же Джем был сильнее Роба. Сэм поджидал их у Тропы углекопов и, взглянув на отца, трусцой добежал до «Колледжа» и вскоре вернулся с двумя квартами эля и несколькими глотками виски.

– Ну, теперь вы хоть оживете, – заметил Сэм. – Господи боже мой, до чего же рыба воняет.

– Это водоросли, которыми мы накрыли рыбу, чтобы сохранить ее свежей.

– Тогда выкиньте их, пока мы не въехали на Тропу.

– Нет, водоросли – это для огорода. Дыни от них нальются – станут как шелковая луна.

Гиллону самому понравилось это сравнение. Он немного захмелел – с ним всегда так бывало через минуту-другую после первого глотка, а потом опьянение проходило.

– А что это за страхолюдины?

– О-о, увидишь.

– А где Роб-Рой?

Гиллон промолчал. Молодежь тянула фургон, и у Гиллона было легко на сердце, с него словно слетела усталость, он был наконец дома и, попивая эль, шел по Тропе углекопов.

– А что, если людям не понравятся эти раковины?

– Ничего, мы их научим есть дары моря. А обучать людей – благороднейшая обязанность человека.

– Благодарю вас, мистер Генри Селкёрк, – заметил Сэм.

«Никакого у него нет к людям уважения», – подумал его отец.

Когда они поравнялись с «Леди Джейн № 2», они увидели рабочих, чистивших трубы возле насосного сарая.

– Ну, что вы нам теперь привезли? – крикнул один из них.

– Новое морское лакомство.