Камешки на ладони

У Пушкина в «Истории Пугачевского бунта» читаем: «Пугачёв скрежетал. Он поклялся повесить не только Симонова и Крылова, но и все семейство последнего, находившееся в то время в Оренбурге. Таким образом, обречен был смерти и четырехлетний ребенок, впоследствии славный Крылов».

Как же положить на весы эти два явления: Пугачева и Крылова? Как же вывести их относительную и абсолютную ценность для истории и культуры? От кого отказаться в первую очередь? И кто знает, скольких Крыловых уносит каждая война, каждое побоище, кровопролитие, геноцид?

*

Читаю в газете: «Над Персидским заливом потерпел аварию военный самолет, истребитель… Причиной гибели самолета оказалось столкновение с птицей…»

Значит, простая птица может практически сбить современный истребитель?! Но только она должна пожертвовать собой.

*

Мы многое мерим по себе и на молодых людей смотрим своими глазами. Нам кажется, что они такие же, как и мы, не могут быть не такими. Но вот я опросил десять молодых людей 18—19-летнего возраста. Из десятерых пятеро не знали, как раньше назывался город Калинин, семеро — как назывался город Горький, семеро — Куйбышев, восемь — Киров, девять — Загорск, десять — Свердловск, десять — Алма-Ата, десять — Новосибирск… А один человек не знал, как раньше назывался Ленинград! Это была студентка техникума из Донецка.

*

Чеснок убивает всевозможные бактерии. Но все же есть одна бактерия — чесночница, которая уничтожает и сам чеснок, превращая его в белую пыль.

*

Бальзак дописывал конец романа и одновременно вычитывал уже корректуру первых глав, которую ему приносили из издательства. Три-четыре романа в год. Невозможно вообразить, как бы с ним было при нашей издательской практике, когда от написания книги до ее выхода в свет проходит два-три года. Просто не было бы Бальзака.

Когда Блок заканчивал новый цикл стихов, через три недели он держал уже в руках книжку с этим циклом.

Во всем этом есть большой смысл. Важно оставить позади написанное, освободиться от него (издать), чтобы идти дальше. Профессионалы знают, как легко и жадно вдруг пишется после выхода книги, на пустом, так сказать, месте, и как, напротив, написанное, но еще не изданное тянет назад, задерживает, словно путы, от которых необходимо освободиться.

*

Говорят, что каждую секунду на земле рождается человек и умирает человек. Да, но умирают очень часто наши знакомые и даже друзья, рождаются же совсем неизвестные для нас люди.

*

Мы часто говорим: писатель-профессионал, поэт-профессионал. С той точки зрения, что писатель живет своим литературным трудом и ничего другого уже не делает, а может быть, даже и не умеет, он, конечно, профессионал. Но ради пользы искусства художник (любого рода искусства) должен немножечко быть любителем, дилетантом. Мастерство, оно либо есть, либо нет. Опыт… тоже дело условное. Каждое стихотворение пишется как первое, как в первый раз. Элемент любительства дает большую творческую свободу, большую радость творчества. Недаром же мы говорим, что каждый художник должен оставаться немножечко ребенком. Кроме того, существует гениальная фраза, кем-то сказанная: «Опытность в искусстве может предупреждать ошибки и предохранять от создания шедевров».

*

Памятники литературным героям существуют. В Копенгагене есть знаменитая андерсеновская русалочка, в Америке есть памятник Тому Сойеру, кажется, увековечены в бронзе или камне Дон-Кихот и Робинзон Крузо…

Я задумался: кому из героев русской классической литературы наиболее естественно воспринимался бы памятник? Печорину? Дубровскому? Кому-нибудь из героев Достоевского? Толстого? Гончарова? Анне Карениной? Вере из «Обрыва»? Пьеру Безухову? Наташе Ростовой?

Нет. Наиболее естественно воспринимался бы (и жалко, что его нет до сих пор) памятник пушкинской Татьяне. Ну там на парковой скамейке с книжкой в руках или пишущая письмо…

Кстати, о положительных героях того же Пушкина. Кого мы можем назвать у него вполне положительными, так сказать, идеальными героями? Как ни странно, трех женщин: Татьяну, Машу Троекурову и Машу Миронову из «Капитанской дочки». Верность долгу, понятие о чести, цельность натур наиболее развиты и выявлены у этих героинь. «Но я другому отдана и буду век ему верна», — говорит Татьяна.

А Маша Троекурова, когда свадебную карету князя Верейского остановил Дубровский со своими разбойниками?

«— …я дала клятву, — возразила она с твердостью, — князь мой муж, прикажите освободить его и оставьте меня с ним. Я не обманывала. Я ждала вас до последней минуты, но теперь говорю вам, теперь поздно. Пустите нас».

А ведь в своих положительных, идеальных героев автор вкладывает наибольшую часть себя самого!

*

Мы ремонтировали мой родительский, дедовский дом. Весь старый скарб и всю утварь и мало ли что накопилось по углам, чуланам, шкафам и полкам, молодая новая городская хозяйка (моя жена) велела сложить в кучу на огороде и сжечь. Сложить сложили, но сжечь сразу не собрались.