Камигава: Рассказы

Кики-Джики вскрикнул в смятении, когда хвост затрепетался в порыве ветра, затем повернулся и начал падать в расщелину. Его инстинкты требовали, чтобы он бросился за едой, поскольку, какой бы она ни была колючей и костистой, она была всем, что у него было – и все же он удержался. Никто в своем уме не прыгнет в пропасть за жалким рыбьим хвостом! Затем могучая сила схватила его со всей силой и яростью древнего родственника, пытавшегося сдавить его до неестественных размеров – это был желудок, и желудку перечить было нельзя. Кики-Джики ухмыльнулся и бросился в темноту. Он съест этот хвост, даже если это будет последнее, что он сделает в этой жизни. И что-то подсказывало ему, когда он несся вниз, в кромешную тьму, что так оно и будет.

Умная рыбка, нашла мое логово с такой уверенностью. Глупая рыбка, ибо теперь ты должна умереть.

Кики-Джики подскочил. Что-то было совсем не так, и у него зародилось немалое подозрение, что дело было не только в мах-штуке. Во-первых, он не ожидал приземлиться так быстро после прыжка, особенно, учитывая, что он приземлился, насколько он понимал, на воздух – воздух, который чувствовался столь же твердым, как панцирь старейшины, и больно ему было так же, как при посадке на указанного старейшину (наказание, которое он часто испытывал за различные свои шалости). Еще более странным было то, что он собственными глазами видел себя, продолжавшего падать в пропасть. Проклятье, он уже почти поймал рыбий хвост, когда, вдруг, увидел себя, скрывшегося из вида.

Открой глаза, маленькая рыбка. Узри того, кто прикончит тебя. Узри меня.

Кики-Джики ахнул. Он уже не стоял на пустоте. Он стоял в самом центре еще одной пещеры, более-менее округлой, и несколько большего размера, чем первая. Он не видел здесь потолка, а стены были довольно странными. Казалось, они были созданы из мерцающих синеватых панелей, каждая размером с него. Панели слегка наползали друг на друга. Их было около пятидесяти. И у каждой панели… постойте. Он был не один. Там, перед каждой панелью, стояли жуткие, низкорослые существа. Он обернулся по кругу, и, да, они стояли вдоль стен за его спиной, тоже! Они пялились на него налитыми кровью глазами, выглядывавшими по обе стороны мерзких, заостренных носов. О, как же они были уродливы! Кики-Джики пал на колени и поднял руки, показывая, что он был безоружен, и, как один, мерзкие существа пали на пол и подняли руки, в издевательском подобии его жеста! Они точно сожрут его, они были злыми, жестокими, они были… акки? Кики-Джики почесал голову. Пятьдесят акки почесали свои головы. Он поднялся на одну ногу и попрыгал по кругу; все пятьдесят повторили каждое его движение. Зеркала! Он был в комнате, полной зеркал!

Он слышал, что в Камигаве были люди, которые изобрели способ заморозить поверхность воды, и повесить ее на стену. Конечный результат они называли «зеркало», но это был первый раз, когда он видел его вживую. Он подбежал к одному и осмотрел его вплотную, но затем заметил кое-что на полу. Рыбий хвост! О, его удача явно поворачивалась к нему лицом. Он быстро сгреб хвост и открыл рот…

Ты меня видишь, маленькая рыбка?

Кики-Джики выронил хвост и прикусил язык. Голос, как он мог забыть про голос? По всей комнате зеркальные панели начали скользить в сторону, и теперь в стене открылся проем. И там, из мрака за стеной, появилась гигантская, синяя, змеиная голова. Ноги Кики-Джики затряслись и подкосились. Нижняя часть его панциря грохнулась на землю. Слезы наполнили его глаза, наблюдающие за тем, как громадная голова подползала все ближе, а панели, смещаясь и изгибаясь, выстраивались в ряд позади нее. Священный, лавой обожженный хвост Духа-Покровителя! Это были не зеркала, это были… это была… чешуя.

Я здесь.

Рю; великий дракон. Его голос эхом раздавался в голове Кики-Джики. О, он был большой, огромный, необъятный. Он, вероятно, был, к тому же, старым, и если Кики-Джики хоть что-то понимал в стариках, то  это то, что они все были вздорными.

Я древнее, чем само время, испуганная рыбка. Жизни твоего вида для меня подобны краткой перемене течения. Я видел, как кольца росли на гигантских глубинных устрицах, и наблюдал, как их раковины превращались в песок. Моя чешуя ярче любого бриллианта на земле, и мой гнев пылает жарче любого огня в горах. И я зол, рыбка-с-ногами, очень зол, ибо у меня было похищено нечто ценное.