- Что это значит, учитель? – слова вылетели, прежде чем мальчик смог остановить их. – Почему меч режет сердце? Кто должен выдержать, и что? Это наши враги должны выдержать боль смерти от меча, или же это мы должны выдержать суровость нашего обучения… - Он запнулся. Учитель Кагеро метнул кисть в сторону, где она увязла, войдя наполовину в плетеную солому и глину на стене, и вышел из комнаты. Трое остальных учеников взглянули на мальчика, ошарашенные тем, что он на самом деле
- Навозная палка, учитель? – ахнул мальчик.
- Скажи мне тогда, что означает эта навозная палка?
Повисла тишина. Цикада запела вновь из листьев.
Лишь спустя три года мальчик, теперь уже юноша, узнал первую часть того, на что намекал Учитель Кагеро в тот летний день. Он шел по поросшей мхом тропе в лесистых холмах к северу от дороги в Эйгандзё в облике бродячего торговца бумагой. На голове у него была небольшая зеленая ткань, а за спиной тяжелая сумка с масляной рисовой бумагой, режущими инструментами и сетчатые формы, чтобы наделать больше бумаги, на случай, если он на самом деле распродаст свои запасы. Смысл этого маскарада был двойным. Во-первых, он должен был собрать информацию о том, как торговые дома поддерживали или не могли поддержать войну Конды с
Он продолжал идти по тропе, утопая ногами в грязи и листьях, влажных от воды из ближайшего ручья, который, должно быть, разлился из-за недавних дождей. Он слышал веселое бульканье ручья, бегущего меж деревьев, уводя его мысли от тяжелой и перекошенной поклажи, впивавшейся ему в спину. Тропа проходила между двух высоких, поросших мхом валунов, и спускалась к небольшому деревянному мосту через ручей. Он шагнул на его мокрые доски и уже прошел половину моста, когда заметил ее.
Под мостом купалась женщина, в том месте, где ручей расширялся в спокойную заводь, прежде чем устремиться вниз, сквозь скалистое ущелье. Она не увидела его. Испугавшись, что она была каким-то речным ками, явившемся, чтобы заманить его на верную смерть, юноша быстро спрыгнул обратно на берег и спрятался в тени одного из крупных валунов.
С этого ракурса он видел ее профиль, и сердце забилось в его груди. Он никогда не видел никого столь прекрасного. Ее руки были бледными и тонкими. Высоко начерченные аристократичные брови, и губы, окрашенные в цвет индиго. Ее глаза были прозрачнее голубых ледников в горах Сокензан, щеки цвета цветков сливы, расцветших в первых лучах весеннего солнца. Если она и в самом деле не была