Камигава: Рассказы

- Никто уже не знает, что ками нравится, а что нет, - сказал Фуруйдзин, - Они больше даже не притворяются, что думают, как живые существа.

- Какого боя? – спросил Сурошиан у своего нервного товарища, - я не слышал никаких новостей о каких-либо боях.

- Он пришел с запада. – Сказал Кёкури, и Сурошиан метнул в мою сторону взгляд, но не такой, на который требовался ответ, - В этом направлении нет ничего кроме зарослей и солевой пустыни на многие мили, вплоть до самих гор. Он явно пришел из военной части, которая, в свою очередь должна была быть там по причине, по которой там должна была располагаться военная часть. Отсюда и бой.

- Зачем вообще военной части располагаться у гор? – прорычал Сурошиан.

- Возможно, для защиты жителей деревень от Катаки, - сказал Фуруйдзин. – Из-за большого расстояния, мы мало что смогли бы узнать от горных общин. Да, что там, целые войны могли бушевать за холмами, и мы бы ничего о них не знали бы.

- Его часть могла пытаться защитить деревню от Катаки, - выпалил Кёкури, - или от чего-то другого. На земле теперь нет мира.

- Он мог бы быть дезертиром, - проворчал Сурошиан, - либо же, он мог бы быть просто выжившим патрульным, попавшим в засаду. А, возможно, он лишь отстал от своей колонны. Пусть поспит в кладовой, а завтра идет своей дорогой.

- Это будет мудрее всего, - сказал Фуруйдзин, - Если только его товарищи действительно не были убиты духом Катаки.

Тяжелые брови Сурошиана поморщились, и Кёкури перебил его снова, - В самом деле. Ибо, если он навлек на себя гнев Катаки, то он покойник. Ками славятся как своим непостоянством, так и неотступностью. Они могут оскорбиться малейшим пустяком, но оскорбившись, они становятся упорными охотниками.

- И они станут срывать злость на любом, кто станет защищать оскорбившего их обидчика, - сказал Фуруйдзин.

- Значит, мы дадим старому ветерану немного риса, наполним его бурдюк из колодца, и вышлем своей дорогой, - сказал Сурошиан. – Если этот дух преследует его, то, когда найдет, никого из нас рядом с ним не будет.

- Любая помощь оскорбившему может разжечь гнев ками, - сказал Фуруйдзин.

Кёкури нервно подернул головой и нахмурился. – Справедливо и то, что если ками узнает, что мы не смогли остановить его обидчика, то он может также пожелать покарать нас за это.

Сурошиан испустил вздох, родившийся, казалось, в самом его сердце. – И конечно, мы не можем посоветоваться с ками, потому что все они обезумели. Жаль, что старик не скончался в пятидесяти футах отсюда, да? - Массивный Сурошиан смерил меня долгим, гневным взглядом.

- Он может просто оказаться безумцем, повредившим рассудок от долгого скитания по равнинам, - сказал Фуруйдзин, - прогнать такого человека было бы ужасно.

- Так же, как и быть застигнутыми с ним, когда явится Катаки, - сказал Кёкури. – С этим духом нельзя сражаться нашим оружием.

- Учитывая то, что наше оружие благословенно его именем, полагаю, нельзя, - сказал Сурошиан.

Кёкури покачал головой и поднял руку, прося тишины, - Проявление Катаки поначалу слабое и тихое, но если не изгнать его полностью, он вырастает и окрепнет, так же, как преданность воина растет по ходу сражения. Он месть войны, воплощение духа возмездия. Для нас было бы безрассудно противостоять ему.

- Для нас было бы безрассудно пытаться угадать, что у него на уме, - сказал Фуруйдзин.

Сурошиан заворчал, - Мы не должны оставлять незнакомца. Мы не должны бросить незнакомца. Мы даже не можем убедиться, действительно ли Катаки преследует незнакомца.

Сурошиан произнес следующие слова медленно, но смотря при этом на меня, а не на своих товарищей.

- Жаль, что этот незнакомец дожил до того, чтобы так нас озадачить, да?

Старейшины еще долго продолжали спорить. Со временем они вспомнили, что я все еще находился в комнате с ними, и отпустили меня, потребовав отраопртовать еще раз. Я вышел за дверь и увидел, что буря пересекла равнины и теперь двигалась прямо на нас. Небо не было полностью темным, но мрак сгущался, и первые порывы ветра уже вились между домами. Солоноватая пыль, поднятая с равнин, жалила лицо, и я прикрылся рукой, направляясь в кладовую.

Несмотря на поздний час и поднявшийся ветер, деревня все еще бурлила активностью. Семьи проверяли ставни и ширмы, убеждаясь, что все было крепко привязано. Старый Тайманто, который отложил починку ставен, теперь кричал своему шурину, чтобы тот держал деревянную раму прямо, пока он забивал последние деревянные втулки. Костер боролся с ветром, и вокруг него, остатки первой вахты передавали по кругу свежие слухи и бурдюк с вином.

Чуть поодаль я слышал блеянье овец на ветру, и ругань пастухов, пытавшихся загнать стадо в укрытие. На мгновение ветер стих, настолько, что я расслышал смех других вахтенных. На мгновение я почувствовал соблазн присоединиться к ним, взять вино, и пожаловаться на старейшин. Пусть кто-нибудь другой берет на себя ответственность за старого воина.