Камикадзе. Идущие на смерть

С этого дня работать стало легче.

В органы он попал случайно: служил зоотехником в колхозе, стал погибать скот, вскрыли корову — афты на слизистой.

— Признаваться будем или как? — спросил следователь. — Заражение ящуром. Типичное вредительство. — Это он сказал в сторону, человеку в штатском, который молча сидел у края стола.

Цыгун упал на колени.

— А ну, выйди, — распорядился человек Следователь вышел, и человек, не размазывая, предложил написать заявление, что болезнь началась после того, как председатель колхоза по приказанию предрика привез и пустил в стадо несколько больных коров.

— Не было, вот ей-ей, не было. Каких коров? Откуда бы он их взял? — взмолился Цыгун.

— А если не было, то я его опять позову, — жестко сказал человек и кивнул на дверь, куда вышел следователь. — Значит, вредительство на себя берешь? Прикрываешь контру? Ты знаешь, кем до революции был ваш предрика? Молчишь…

— Дайте бумагу, — прошептал побелевшими губами. — Только научите, как писать.

Второе заявление написал через год: прошу зачислить меня в органы.

Его послали обслуживать флот. Форму выдали морскую, а в сорок втором добавили золотые погоны. Все ничего, да много техники, страшно: всегда можно что-то испортить, взорвать. Правда, часть не поднимут по тревоге, не угонят — квартира, жена, ребенок в тепле, своя кухня. На продсклад придешь вечером — кладовщик без разговора от бруса белого масла отвалит кирпич. Тушенка американская, доппаек (торпедникам за выход шоколад дают, сгущенку, а тут и в море идти не надо). И все равно, как на льду, потому что, пока не надоумил опер, фамилии наверх не шли. А без фамилий какой ты работник? В один день загремишь туда, куда уже покатили и председатель колхоза, и предрика…

Да, нехорошо чувствовал себя Цыгун, отправляясь в то утро в город, и даже не в том дело, что позвонили ночью, а в том, что вызвал новый начальник отдела, а говорили про него разное: прямо из Москвы, новая метла чисто метет, рвется назад в Москву, а чтобы снова в Москву попасть, надо… И вообще, кто любит встречи с начальством?…

В кабинет пригласили сразу, хотя в приемной уже было несколько человек, и это тоже — догадался — плохо.

Новый начальник сидел за черным старого дуба столом, глядя прямо на Цыгуна, молодой — чистый, волосы приглажены.

— Товарищ Цыгун? Давайте знакомиться. — Но из-за стола не встал, руки не подал, сесть тоже не предложил. Помолчал. — Так как в бригаде у нас, у моряков?

Отвечать надо быстро.

— Дела, товарищ полковник, сложные. Бригада — соединение большое. И катера, и береговая база, тут же семьи, свое подсобное хозяйство… — «Подсобное» ввернул на всякий случай, завхоз — известный вор. — Обо всем недавно представил донесение вашему заму. Есть несколько серьезных сигналов, по ним начал проверку:

— Сами как устроились?

Холодком подуло: «как устроились?» можно понимать по-разному — «не прихватил ли чего лишнего?» А начальник уже вышел из-за стола, прошелся («В каких это ты кабинетах подсмотрел, кто так говорит, расхаживая?»).

— Я хочу, чтобы все, с кем я работаю, понимали: мы призваны обслуживать части и работать с людьми. Но тут есть тонкая разница… — Начальник говорил легко, красиво, и от этого слова перестали пониматься, потекли, вытянулись в нитку… — Ни армии, ни дивизии не ошибаются и не предают, ошибаются и предают люди… Вы знаете, как распространяются радиоволны?

Ответа не ждал.

— …Так вот и люди. Какой путь они выберут? Неизвестно. Американские катера к вам давно пришли?

— Пять месяцев назад. Ленд-лиз.

— Вы их проверили? Американцы ведь не дураки, такой шанс упустить не могли. Надо было все-все обыскать: ящики, рундуки. Командирскую каюту лично обшарить, все перевернуть… Это ваша крупная недоработка.

Про американские катера ясно, для страху. Цыгун покорно опустил голову. Главное впереди.

Пол под ногами растрескался, паркету лет сорок, не меньше. Что тут было во время Русско-японской войны? Банк… Начальник перестал ходить, и от этого стало ясно: сейчас…

— Скажите, Цыгун, а что у вас произошло во время инспекторской проверки? Вы сами в море не выходили?

«Быстро, быстро вспомнить… Как всегда, прибегал ночью нужный матрос, все-все доложил. Только бы угадать, что ему надо».

— Кажется… вышел из-под управления катер.

— Такие вещи вы должны знать совершенно точно.

Начальник вновь зашел за стол, сел, подвинул к себе лежавшую на краю тонкую зеленую папку, взял руки в замок.

— И куда же катер пошел?

«Вот оно, началось… Повернуть голову, отжать воротник…»

— В море. Ушел, но был потоплен авиацией, успели поднять с аэродрома.

— И всего-то?… А если понимать так: режимный катер чуть было не ушел в Японию. Чуть не ушел, а вы имеете об этом самое смутное представление. Так, так, так!… А скажите, катер сам мог уйти?

И вот тогда-то с ужасающей простотой все стало ясно:

— Не мог. Никак не мог.