Камикадзе. Идущие на смерть

Горными реками прокатились по дорогам Маньчжурии и Кореи армии и корпуса, обвалами скатились с перевалов в равнины танки, потоками прошли по разбитым грунтовым дорогам автомобильные колонны, желтыми, красными хвостами тянулась за ними пыль, оседала на каски, на лица солдат, на лоскутные поля гаоляна и сои. Высоко в небе проплывали вереницами голубые самолеты, вспыхивали следом за ними белыми гроздьями парашюты, на перепаханную танковыми гусеницами землю опускались с неба солдаты в пятнистых маскировочных плащах. А впереди катилась такая же неудержимая, тоже разбитая на ручьи и реки, пылью засыпанная, униженная, отступающая японская армия. Желтолицые, ничего не понимающие солдаты, молчаливые, ничего не спрашивающие у своих генералов офицеры. Что стало с оставленными в дотах Хингана, на берегах Амура и Уссури взводами смертников? Успеем ли добраться до портов, где уже, по слухам, стоят наготове пароходы, чтобы отвезти огромную, не знавшую поражений армию на острова? Развернется ли там, как еще вчера уверяли генералы, самое главное сражение?

Но не успевали. Пройдя по бездорожью, перейдя где вброд, а где и по дну реки, на пути у них оказывались огромные, с непривычно длинными стволами танки. У переправ и на железнодорожных вокзалах вырастали как из-под земли парламентеры, которые знали только одно слово и выкрикивали его требовательно, как приказ:

— К-а-п-и-т-у-л-я-ц-и-я!

…Летающая лодка пилота Камацу получила сообщение о взрыве через несколько минут после падения бомбы. Решив произвести разведку, Камацу направил лодку к городу. Первое, что он увидел, — огромное грибовидное облако. «Оно было похоже на гигантскую колонну, увенчанную головой чудовища, — рассказывал летчик. — Давайте пролетим сквозь него?» — предложил он экипажу и, получив согласие, направил лодку в середину облака. Оно клубилось и переливалось всеми цветами радуги. В кабине стало темно. «Я чувствую себя плохо», — пожаловался радист. Скоро весь экипаж потерял способность управлять приборами. Камацу посадил лодку вблизи берега, а сам отправился в сгоревший, дымящийся город на разведку. «Кто со мной?» — предложил он. Вызвались Умеда и Томимура. Они до вечера бродили по окраинам города, не рискуя углубиться в его улицы.

Умеда умер через два года от лейкемии, Томимура — спустя двадцать лет. Камацу страдал от белокровия всю жизнь. Для врачей этот случай представляет особую ценность, так как все действия экипажа записаны в журнале с точностью до минуты.

К японскому народу!

Америка просит всех немедленно ознакомиться с содержанием этой листовки. Мы располагаем самым разрушительным веществом, когда-либо изобретенным человечеством. Одна бомба, снаряженная им, способна разрушить столько, сколько разрушают две тысячи тяжелых бомбардировщиков.

Если вы не капитулируете, мы будем применять эти бомбы, а также другое подобное оружие до самого конца войны.

Мы предупреждаем жителей: бегите из городов!