Колонна кораблей уже сутки как тянется вдоль корейского побережья. Штиль, белая неподвижная вода.
Утром поднялись из воды зеленые, поросшие низкорослыми деревьями острова. На катерах только рота первого броска, сам десант на фрегатах и тральщиках. Нефедов высовывается из рубки, поднимает к глазам бинокль и, пугаясь, видит между зелеными пятнами кустов на островах бетонные глыбы, под каждой черная дыра — дуло орудия.
— Скройся, пока тебя не убили, — шипит Рассоха. Медленно втягивается в залив десант, мучительно осторожно проходит мимо замаскированных сетями бетонных казематов, мимо раскрашенных в желтые, коричневые полосы орудийных щитов… С ума сойти… А впереди уже растут, поднимаются из воды причалы. От пакгаузов, от складов, от портовых зданий выбегают люди, подхватывают на лету брошенные с катеров канаты, набрасывают петли на чугунные тумбы.
— Что так? — думает Нефедов. — Что случилось? Ты понимаешь что-нибудь, Рассоха?
С неподвижно замерших кранов, с черепичных крыш домов никто не стреляет, но солдаты, спрыгнув с катеров, все равно бегут и залегают в скверах, прячутся за домами. В гавань, подрабатывая винтами, медленно разворачиваясь, один за другим входят корабли. Сбегают на набережную, грохочут сапогами солдаты, офицеры, покрикивая, уводят их в глубину улиц. Город поглощает десант.
— В чем дело, командир? — спрашивает Нефедов. — Отчего они не стреляли! Ты как думаешь?
— Хана японцам, — нехотя отвечает Рассоха и облизывает лопнувшие губы. — Хенде хох. Вон их сколько!
В дальнем конце порта прямо к воде выходит взлетная полоса. Там по летному полю суетливо мечутся кучки одетых в зеленое людей. Тонко поют моторы, поблескивая крыльями, разбегается и взмывает в воздух двухмоторный самолет. С одного из кораблей по нему дают длинную очередь. Красные и зеленые огоньки мчатся вслед машине.
— Домой рванул. Не иначе как капитуляцию Япония объявила, — говорит Рассоха. — Может, и верно все кончилось? Начальство знает, да молчит, а?
— Где штурман? Штурман! — Рыжие узкие бакенбарды боцмана возникают у ограждения рубки. — Нефедова ищут!
Рассоха, который стоит, облокотись на турель пулемета, поднимает брови. На причале корейцы в синих блузах таскают мешки с мукой, они носят их, весело скаля зубы, командует ими молодой парень с красной повязкой на рукаве. Швартуется самоходная баржа. Уронила на стенку носовую аппарель, по ней, своротив чугунный кнехт и измочалив настил, выкатился танк, грохнул мотором, повернул башню орудием вперед и пошел…
— Спишь? Правильно делаешь. Война кончится, спать не дадут, — весело говорит Рассоха. Он наклонился над Нефедовым, рядом с ним стоит как-то особо аккуратно и чисто одетый капитан-лейтенант. — Вот тебя и прихватили. Иди, сейчас к стенке поставят.
— Что, что? — Нефедов, который дежурил ночью, с трудом поднимается с койки. — Что случилось?
— Откуда я знаю. Натворил ты что-то. Сейчас поведут в трибунал. Натягивай штаны…
Нефедов послушно одевается, берет фуражку и шагает вслед за капитан-лейтенантом. Они идут к флагманскому фрегату, который белой горой возвышается над последним, прямоугольником врезанным в портовую воду, пирсом.
Капитан-лейтенант, как все штабисты, осторожен, когда Нефедов спрашивает — зачем ведут? — уклончиво отвечает:
— Узнаете.
По узкому пляшущему трапу поднимаются на фрегат, светлым, масляной американской краской пахнущим коридором идут в кают-компанию. Там жарко, шуршат вентиляторы, на столе запотевшие графины с водой, в креслах вокруг стола белые кители — моряки, зеленые — армия. Во главе в белой чесучовой тужурке командующий десантом свой, знакомый комбриг.
— Ну вот, привели. Наконец-то, — недовольно покосился на армейских и быстро Нефедову: — Вы ведь английский знаете?
«При чем тут английский?»
— Не очень.
— Надо очень. Зовите японцев!
Ввели грузного армейского полковника и мосластого, со втянутыми щеками адмирала. Оба вытянулись у двери, но комбриг жестом показал — можно сесть.