Камин для Снегурочки

– Что я?

– Просто так и ушли?

– Странный вопрос.

– Вовсе нет, я бы побежала в милицию.

Анна Львовна кивнула:

– Леня, младший сын, именно так и поступил. Но что толку? Ему там живо объяснили, что дела заводить не станут. Миша в письме негодяйку по имени не называл, указал лишь одну первую букву Н, да и деньги ведь не задекларированы в налоговой были… Так и продолжали жить вместе, молчком. Невестка моя, жена Лени, правда, все порывалась гадость Ариадне сделать, сунула ей один раз кусок мыла в суп, но я узнала об этом и запретила безобразничать. Мы последние годы не разговаривали – ни здрасте, ни до свидания. Она делала вид, что нас не замечает, а мы ее стороной обходили. Один лишь раз она в молчанку играть перестала.

Дело было зимой, прямо в Рождество. Анна Львовна вышла на кухню, увидела, что Ариадна стоит около плиты, и, развернувшись, хотела уйти, но тут услышала:

– Погодите!

Вне себя от изумления Анна воскликнула:

– Вы мне?!

– Да, – последовал сухой ответ, – я хочу сообщить, что моя дочь умерла.

– Настя? – шарахнулась Анна. – Отчего же? Она болела?

– Какая вам разница, – равнодушно сказала Ариадна, – ее господь за грехи наказал. Радуйтесь.

– Хоть ваша дочь и принесла нашей семье огромное горе, – тихо ответила Анна Львовна, – сейчас, узнав о ее кончине, я прощаю Настю. Человек, попавший в царствие божье, неподвластен суду людей.

Ариадна ничего не ответила, молча взяла кастрюльку с кашей и ушла в свою комнату. Больше она не перемолвилась с Анной ни словом, ни разу, до самого переезда на новую квартиру.

– Только я последнее время стала подозревать, что она мне соврала, – завершила рассказ Анна Львовна. – Да еще Ася, невестка моя… Она девушка горячая, конечно, нехорошо поступила…

– А что она сделала?

– Налетела как-то перед разъездом на Ариадну в ванной и заорала: «Ага, ходите тут, улыбаетесь, а Миша лежит в могиле, дочь ваша, воровка, на награбленные денежки хорошо пожила. Ладно, милиция ничего делать не стала, вроде все забыли, дело давнее, но я не пожалею долларов и киллера найму. Пусть пристрелит Настьку, тогда и посмотрим, как выть станете. Думаете, я ничего не помню? Сейчас уедем, и все? Ну уж нет! До смерти вам не прощу».

Ариадна выслушала Асю и ушла, а спустя несколько дней сделала заявление о кончине дочери.

– Она великолепно знает, где Настя, поэтому и придумала про ее смерть, моей глупой Аськи побоялась, – вздыхала Анна Львовна, – теперь мне ясно стало.

ГЛАВА 26

Выйдя от старушки, я, полная злости, снова позвонила в дверь к Ариадне Николаевне. Опять мне открыли без каких-либо вопросов. Прямая жердь замаячила на пороге, я быстро сунула ногу в щель между косяком и дверью.

– Советую впустить меня.

– С какой стати? – холодно обронила Ариадна.

– Вы всю жизнь изображали из себя герцогиню, – заорала я, – чванились, нос задирали! А какое право на это имели? Вы что, лично титул заслужили? Он вам от предков достался? Имейте в виду, я всем расскажу, какая ваша Настя дрянь и что она в тюрьме сидела! Пусть вас стыд съест! Да не за то, что дочь осудили, а за то, что вы ее умершей объявили. А еще верующим человеком считаетесь. Знаете, какой страшный грех живого хоронить!

– А ну иди сюда, – прошипела Ариадна и втянула меня в прихожую. – Ты кто такая?

– Таня.

– Вижу, что не Ваня, – огрызнулась хозяйка. – Зачем сюда явилась?

Я прислонилась к стене и начала выплескивать на Ариадну все, что мне известно. Глаза ее ввалились, а смуглые щеки стали бледно-серыми.

– Так я и знала, – прошептала она, опускаясь на маленький пуфик около ботиночницы, – все думала, думала, но…

По щекам женщины потоком хлынули слезы. Я молчала. Ариадна прижала кулаки к груди.

– За что? За что? – монотонно повторяла она. – За что? Я была не самой плохой матерью. Почему? Дефектный набор генов? Или Насте достался характер моей бабки, та такое творила! Любовников меняла, каждого разоряла, никакого удержу не знала… О господи!

– Может, вам воды принести? – участливо спросила я.

– Воды, воды, воды, – забубнила Ариадна, – верная идея! Утопилась бы, да грех, ой грех! А жить еще грешнее.

Я занервничала, похоже, у дамы непорядок с головой.

– У вас есть валерьянка?

– Валерьянка, валерьянка, валерьянка…

– Сейчас сбегаю, куплю.

– Куплю, куплю, куплю…

Испугавшись еще больше, я шагнула было к двери.

– Нет! – закричала Ариадна. – Постойте, послушайте, сядьте… я… да… виновата, очень, но… я…

Она заговорила бессвязно, лоб ее вспотел, цепочка мелких капелек заблестела и над верхней губой, неровные красные пятна поползли от шеи на щеки. Руки Ариадны, по-прежнему сжатые в кулаки и притиснутые к груди, тряслись, ноги дрожали, все тело, нервно вытянутое в струнку, покачивалось из стороны в сторону, в глазах металось безумие.

Поняв, что оставить ее одну в таком состоянии нельзя, я села на пол около пуфика и стала слушать малосвязную речь. Через некоторое время фразы стали более понятными, я начала вникать в суть.