Мальцев отказывался верить в это просто потому, что этого в принципе не могло быть. Он просто не мог представить своего Учителя в образе умалишенного. Ковров — единственный человек, который понял тогда природу его страха после побоища в таежной глуши. Единственный, кто поддержал его тогда, кто научил таким вещам, о которых Мальцев раньше и мечтать не смел. И вот теперь этот самодовольный субъект говорит, что Адучи сошел с ума. Не хочет ни с кем видеться, сидит взаперти, подавленный и обреченный. Если это было правдой, то тогда обрывалась единственная нить помощи, на которую еще мог рассчитывать Мальцев в этой утомительной охоте. Бегство от Хартов на этом заканчивалось. Если Кюнеберг обманывал его, то непонятно было с какой целью. И если Ковров и в самом деле просто не захотел бы видеться с Аргусом, что было бы вполне оправданно после нескольких фактических вызовов на ножевой поединок со стороны его ученика, то он бы просто так об этом ему и сказал. К чему тогда был весь этот балаган? В любом случае, чтобы проверить это, необходимо было увидеть Адучи. И если даже Кюнеберг откажется сделать это добровольно…
Кюнеберг словно уловил последнюю мысль собеседника и, улыбнувшись, погрозил ему пальцем.
— Только не надо думать всякие глупости. Это может печально закончиться. Ученик учеником, только и мы кое-что умеем. Поэтому давай сразу договоримся…
Мальцев поднял перед собой руки ладонями вперед.
— Вадим, слушай, это правда, очень серьезно. Мне нужно его увидеть. Хотя бы ненадолго. Что значит «сошел с ума»? Надеюсь, ты выражаешься фигурально?
Кюнеберг, прищурившись, посмотрел Владиславу Мальцеву прямо в глаза и веско произнес:
— Сойти с ума, не всегда значит стать умалишенным. Сойти с трибуны чемпионов — не означает перестать быть чемпионом.
Кюнеберг откинулся на спинку стула:
— Я на самом деле не знаю, чем тебе можно помочь…
Вечер. Мальцев неторопливо шел по центральной улице города. Ему нравился Барнаул. В этом уютном городе он чувствовал необъяснимое спокойствие, и в тоже время возбуждение от ощущения чего-то грандиозного, скрытого за гранями видимого мира. Несмотря на сравнительно небольшие размеры города, в нем таилась невероятная сила — тайная, притаившаяся до поры до времени в недрах старинных улочек. Ведь не случайно в июле двадцать шестого года экспедиция Рериха отклонилась от своего основного маршрута в горы Тибета, и прибыла в Барнаул на пароходе из Новосибирска. Не случайно генерал Ковров, один из патриархов Клана переехал сюда в пятьдесят третьем из Москвы. Да и Адучи поселился здесь не случайно. Воспоминания о Коврове навеяли какую-то ностальгическую тоску. Несмотря на то, что их расставание было излишне импульсивным и не очень теплым, Мальцев с благодарностью вспоминал время, проведенное в обществе молодого тайшина.
Они стоят на берегу Оби, огибающей Барнаул с юга. Все вокруг облачено в тончайший налет инея. Особенно за городом, в лесу, где красота была просто нереальной. «Потрясение красотой». Так назвал Адучи это созерцание. Они замирали на несколько минут и слушали окружающий мир.
Вот неслышно дует легкий ветерок, срывая с ветки снежные лепестки, которые абсолютно неслышно парят и медленно падают в сугробы.
— Слышишь? — тихо шепчет Адучи.
Но Мальцев слышит только далекий шум автомобилей на автостраде и лай собак в древне, на том берегу реки.
— Падение снега нужно слушать солнечным сплетением…
Мальцев пытается сделать это и тут же ощущает реальное напряжение в районе живота, которое растекается по телу томительной теплой волной. Адучи поворачивается к нему и тихо, словно опасаясь потревожить окружающее великолепие, произносит:
— Красота и Внутренняя Тишина — Ключ к Бесконечности…
Позже Мальцев пытался сделать то же самое с осенними листьями и тончайшей паутинкой, плавно парящей над землей на невесомых крыльях невидимого ветерка. Тело начинало ловить звуки окружающего мира. Тело начинало пробуждаться, а разум становился прозрачным и пустым. Казалось, еще чуть-чуть, и откроются невидимые двери, ведущие в неизвестное.
Потрясение красотой…
— Ты по-прежнему хочешь изучать искусство УРСУМ, технику Черного Волка?
— Да.
— Почему?
— Не знаю…
Адучи стоит напротив ученика и, прищурившись, чуть заметно кивает.
— Я не смогу обучать тебя боевому искусству поединка на ножах. Во-первых, меня связывают некоторые обязательства, данные одному из моих наставников. А во-вторых, искусство ножевого боя может оказать разрушительное влияние на твою психику. Потому что без внутренней дисциплины оно становится опасным оружием в твоих руках. Причем опасным, в первую очередь, для тебя. «Голос оружия». Ты знаешь, что это такое?
Мальцев хмурит брови, пытаясь вспомнить знакомое название. Адучи объясняет ему: