Камкурт. Хроники Тай-Шин

С Ириной они уже практически не общались. Когда она просыпалась, Владислав, бодрствующий из последних сил, тут же засыпал. Приходил в себя он уже под вечер. Они делали очередную, очень короткую, с учетом последних визитов медведя, вылазку в лес за сушняком и грибами, и поспешно возвращались назад, под зыбкую защиту каменной гряды. Жизнь на грани смерти продолжалась.

— Умереть — это не значит успокоиться… — На лице беспристрастного Харона пляшут отсветы от костра, — Смерть и то, что ты о ней думаешь — не одно и то же…

Мальцев не удивляется. То, что собеседник читает его мысли, объяснялось очень просто — этот загадочный человек сам был порождением этих мыслей. Получалось что Мальцев, по сути, разговаривал сам с собой. Непонятно было только, почему умирающее подсознание выбрало в качестве визуального образа лысого, совершенно незнакомого Владу, человека. Однако бесполезно было пытаться анализировать непредсказуемые и загадочные механизмы психики, тем более, психики находящейся на грани срыва.

— А ты откуда знаешь?

Харон молчит. Будто разглядывает причудливые узоры на тлеющих углях в самом чреве костра.

— Что Харон, страшно умирать? — Мальцеву захотелось сбить эту спесь всезнайства и невозмутимости с порождения своей фантазии. В конце концов, они умрут вместе, и нечего сидеть тут и разглагольствовать о том, что только еще должно произойти. Хотя, возможно, подсознание таким образом просто готовило само себя перед последним прыжком в неведомое.

— Страшно… — ровным голосом проговорил призрак и посмотрел, обернувшись, сначала на реку, а затем на Мальцева, больше не добавив ни слова.

В этот момент проснулась Ирина. Приподняла голову, посмотрела прищуренными глазами на странную парочку у костра, и, фактически не просыпаясь, опять заснула, откинувшись на импровизированный лежак из мальцевской куртки.

— Ты доверяешь ей? — ровный и безжизненный голос Харона еле слышен на фоне шума реки и треска костра.

Мальцев кивает.

— Да. Я ее очень люблю.

— Я спросил про доверие, а не про любовь.

Мальцев удивленно разглядывает порожденную им же иллюзию. Это уже что-то новенькое. Подсознание вызывает его на диспут о любви и доверии?

— А это разве не одно и то же?

Харон отрицательно мотает своей лысой головой.

— Нет. Это не одно и то же.

— Почему?

— Она тоже любит тебя. Но она тебе не верит.

Мальцев фыркает и разводит руками.

— У нее нет оснований мне не верить.

Глаза собеседника не отсвечивают отблесков костра. Они, словно губка, впитывающая влагу, втягивают в себя все вокруг, как будто человек ими обладающий никак не может насладиться этим миром.

— А у тебя?

— Ты хочешь знать, есть ли у меня основания верить себе?

Собеседник кивает.

Мальцев думает некоторое время, рассеянно наблюдая за дикой пляской огненных язычков в костре.

— Ты знаешь, а ведь ты прав. Я сам себе не верю. Вру сам себе. И ей не верю. Я знаю, что она мне изменяла несколько раз, там, в городе. Знаю с кем. Но я всегда боялся даже думать об этом. Боялся потерять ее. А она наверняка знает, что я изменял ей. Вот бредятина. Исповедоваться о своих сексуальных и моральных проблемах своему же глюку.

Харон закрывает глаза, словно прислушиваясь к чему-то, затем медленно открывает их.

— Она хочет убить тебя.

Мальцев нахмурился.

— Ты что несешь, придурок?

Харон, казалось, даже не обиделся.

— Она думает об этом, когда ты спишь.

Мальцев почувствовал, как колючий холод прошел по спине царапающей волной. Он вспомнил, как проснулся вчера днем и увидел, что жена сидит в метре от него. В руках она держала его охотничий нож. Он молча кивнул ей тогда, как бы спрашивая, в чем дело. Но она лишь грустно покачала головой, показывая, что все нормально. Теперь, в свете комментариев своего экстравагантного подсознания, этот эпизод представал совершенно в новом свете.

— Но зачем?

Харон моргнул.

— Это неважно.

— А что важно?

— Важно, что она хочет убить тебя.

Мальцев ощутил, как тело охватывает какое-то оцепенение. Возможно, его сознание просто не могло допустить такой мысли, а подсознание, накопившее гораздо больше исходной информации, вынесло столь шокирующий вердикт и озвучило его ровным голосом лысого приведения по прозвищу Харон. А что, ведь Ирина тоже человек. Причем ее психика могла оказаться гораздо более уязвимой, чем у супруга. И может быть, у нее уже давно тоже произошел какой-нибудь сбой, вызванный столь сильными потрясениями. И если у Мальцева сумасшествие проявлялось в виде болтливого ночного собеседника, то у жены оно вполне могло проявиться в виде столь странного, с точки зрения здравого смысла, желания.

— Ты уверен?

— Да.

— И что мне теперь делать? Не спать? Поговорить с ней?

Харон пожимает плечами.

— Это бесполезно. Не спать ты не сможешь. Поговорить с ней тоже — она тебе не доверяет.