Камни

Как не переняли они и традицию приносить на могилы цветы.

У евреев принято приносить камни.

Он кладёт заранее принесённый камень на могилу, и в этот момент слышит какие-то шаги.

Они сзади, и это вынуждает обернуться.

Обернувшись, Давид не может поверить своим глазам.

Сзади него стоит она.

Да, да, это именно она, Рахель Вайсман, эта дура, его мать.

Как и позавчера в метро.

Только сейчас на ней не чёрное платье в горошек, а клетчатая рубашка и тёмно-синие джинсы.

Будь Давид в тот момент в состоянии задуматься, он бы непременно вспомнил, что мать отродясь не носила таких рубашек и джинсов. Но задуматься он сейчас не способен.

Не отрываясь, он смотрит на мать.

В руках которой отчего-то те самые «отвратительные жёлтые цветы», которые в своё время так возмутили булгаковского Мастера.

Может, он умер, думает он.

Может, по пути на кладбище его сбила машина.

Или случилось что-то ещё.

Он умер, его нет. И ему просто кажется, что он добрался до кладбища.

А мать пришла сюда, чтобы встретить его.

Он отступает на пару шагов, не в силах перестать пялиться на мать в джинсах, клетчатой рубашке и с отвратительными жёлтыми цветами, и едва не спотыкается о надгробный памятник Сары Яковлевны.

Кажется, перед глазами темнеет.

— Господи, вы в порядке?

Он вздрагивает, будто от удара, смотрит в упор на женщину, и в этот момент до него доходит, что это не мать.

У неё нарощенные ресницы — не слишком густые, но это заметно.

У матери — тем более мёртвой — никак не может быть таких ресниц.

— Простите, — быстро проговаривает он. — Я… я напугал вас?

Женщина резко качает головой.

— Это вы простите, — отвечает она, и по её голосу Давид снова убеждается, что это не мать.

У той был другой тембр.

— Ничего, — говорит он, моментально придя в себя. — Просто это… это кладбище, тут лезет в голову всякое…

— Мне не стоило подходить в тот момент, когда пришли родственники, — виновато произносит она, пока Давид, сам того не желая, продолжает пялиться на неё, искренне не понимая, как два человека могут быть настолько похожи. Он смотрит в её глаза, будто бы силясь окончательно убедиться, что это не мать.

У неё голубые глаза. У матери были зелёные.

Слово «родственники» выдёргивает в реальность, отвлекая от незнакомки и рассуждений о цвете глаз.

— «Родственники»? — переспрашивает он.

Женщина быстро кивает. Волосы её, хоть и тоже светлые, всё же другого оттенка. Они цвета спелой соломы, а у матери были пепельные.

— Я искала могилу профессора Вайсмана, — говорит она. — Вайсмана Авраама Мошевича. Вы, должно быть…

— Я его внук.

— Простите, мне правда не следовало…

— Всё в порядке, — он бросает быстрый взгляд на цветы — они по-прежнему такие же отвратительные и такие же жёлтые. — Вы, наверное, хотели…

— Я хотела положить цветы, — говорит она. И тут же уточняет: — Можно?

— У евреев это не принято, — отвечает он — но немедленно сожалеет об этом и добавляет: — Но вы положите. Я не против. Правда.

Он отходит в сторону, чтобы не мешать ей. Она оставляет на могиле свой жёлтый отвратительный букет, который уже больше не кажется ему отвратительным, и он наконец решается задать вопрос.

— Вы знали моего деда?

Она качает головой:

— Лично нет. Но я училась на его лекциях, статьях и книгах. Я врач-психиатр.

Он вновь окидывает её взглядом. Она моложе его лет на десять, если не больше, — то есть сейчас ей примерно тридцать или около того. Не слишком солидный возраст для психиатра.

— Вы, наверное, очень увлечены своей работой, — говорит он. — Раз уж отважились отыскать могилу профессора, которого даже не знали лично.

— Это упрёк? — она поджимает губы, и он тут же ретируется:

— Нет, что вы, нет, — он смотрит ей в глаза и неожиданно для самого себя выпаливает: — Как вас зовут? Если это, конечно, не страшная тайна?

Она тихо смеётся, после чего чётким уверенным жестом, которому позавидовали бы многие мужчины, протягивает ему руку:

— Каролина, — говорит она. — Каролина Заболоцкая. А вы?..

— Давид Вайсман, — он пожимает её руку. Она холодная и хрупкая, но вместе с тем — на удивление жёсткая. После чего вдруг переспрашивает: — Ка-ро-ли-на? Так же пишется?

— Конечно, — отвечает она.

И отчего-то он очень рад, что её имя пишется правильно.

Едва вернувшись домой, он тут же включает ноутбук.

Разумеется, всё, что ему нужно, можно было найти с телефона по пути домой. Но Давид отчего-то не стал этого делать.

Момент этот он оттягивал до последнего — так, будто ты тот был торжественным.

Интересующая его информация находится за пару кликов.

Заболоцкая Каролина Витольдовна (отчество-то какое… впрочем, не ему, Самуиловичу, об этом рассуждать), врач-психиатр первой категории, работает в психоневрологическом диспансере № 1 (совсем не далеко от его дома, на 12 линии Васильевского острова), а также принимает в частном медицинском центре.

На 17 линии. Тоже его район.

Это лучше, чем психоневрологический диспансер, думает он.

Следующий клик открывает сайт медицинского центра. Каролина Витольдовна принимает здесь не только как психиатр, а ещё и как психотерапевт.

Наверное, это как раз то, что нужно, убеждает он себя.

Ему нужен психотерапевт, вот что.