Камни говорят

Никакое другое зрелище или звук не производили на меня настолько ужасного и мистического впечатления, как это первое знакомство с мировым океаном. Мне он показался скорее похожим на живое страшилище непонятной формы, ужасным, жестоким и вселяющим ужас, чем неживым природным чудом.

Еще я смутно припоминаю, как находился в бадстове и услышал, что к нам пришел гость. Я выглянул в окно. Была ясная погода, и солнце, едва преодолев зенит, двигалось дальше на запад. На дорожке перед дверьми стоял незнакомый человек. Как я помню, он был довольно высоким, в темной одежде. Кто-то с ним заговорил, и я услышал, что это был Симон Скальд из Далира. У него были какие-то книги, и, по-моему, отец купил одну из них. Симона, разумеется, пригласили зайти в дом, потому что я помню, как он улегся на дальнюю кровать в бадстове. Этот эпизод, казалось бы, стерся из памяти, однако спустя много лет я его вспомнил, потому что Симон сочинил про меня эту вису:

Здесь румянцем всех детей
Бергюр превосходит,
словно солнышко, что с гор
вниз по склону сходит.

Я не уверен, что точно воспроизвел последнюю строчку.

В те годы как-то раз я был на чердаке бадстовы верхнего хутора в Рейниведлире. Там во всю длину помещения стоял стол, за которым сидело множество народа. Шло пиршество – свадьба фермера Торстейдна Арасона с верхнего хутора и Элин Йоунсдоттир из Каульвафедля. Я растерянно стоял в глубине чердака перед столом, за которым сидели люди и, наверное, загородил кому-то дорогу. Тогда одна подавальщица сказала мне, указав на место в глубине у западной стены: «Ступай туда!»

Я понял, что она имела в виду, и пролез вперед между стеной и спинами сидевших за столом. Я не помню, что потом происходило, сидел ли я за столом или побрел куда-то еще.

«Ступай туда!» – я раньше никогда не слышал этой фразы. Приказной тон, в котором она была сказана, заставил меня почувствовать себя совершенно униженным, и впоследствии я еще долго недолюбливал ту женщину. Это осталось единственным моим воспоминанием от того грандиозного пиршества. Припоминаю, что цвет неба в это время дня свидетельствовал об облачности. Невероятно, как долго в памяти могут оставаться такие нюансы погоды.

Еще хорошо помню эпизод, произошедший одним зимним вечером – то ли до, то ли после Рождества. В те дни была метель с градом и грозой. Но я не помню, гремел ли при этом гром, или были просто вспышки молний. Под вечер в Хали с Рейниведлира пришла Гвюдни Арадоттир, которая была работницей на хуторе Хёвдабрекка в долине Мирдалюр, и осталась у нас на ночь. Гвюдни попросила зашторить окно бадстовы, чтобы молнии не попали вовнутрь. Мой отец, охочий до новостей, долго расспрашивал гостью о том, что происходит в сисле Западного Скафтафедля. Ведь это такое незаурядное событие – приезжает человек аж из Мирдалюра, и ему есть что рассказать! Это было сравнимо с приездом иностранца. Не помню, о чем именно мой отец расспрашивал Гвюдни и что она отвечала, но слушал я их обоих очень внимательно. Гвюдни часто упоминала хутор Хёвдабрекка в Мирдалюре. И после того вечера это место начало мне казаться таким же сияющим, как и впоследствии – церковь Дункиркья, увиденная мною несколько лет спустя. С тех пор я постоянно думал о Хёвдабрекке.

В Сюдюрсвейте порой случались ужасные грозы; одно из моих самых ранних воспоминаний связано именно с ними. Стояла осень, погода в целом была не такой уж и плохой. Мой отец и дед Бенедихт ушли в горы искать овец или находились в роще под горой Стадарфьядль, а может быть, и в долине Стейнадалюр; дома же оставались только женщины и дети. Молнии сверкали за окном бадстовы одна за другой – это выглядело, словно весь мир внезапно охватил гигантский пожар, и некоторые раскаты грома раздавались так близко к дому, что в бадстове все скрипело, но гром еще и отдавался эхом в горе за хутором. Этот грохот вселял в нас ужас. Я был очень напуган. Все казалось совершенно другим, необычным. Молнии могли сжечь хутор, а камни, упавшие с грозового неба, – пробить крышу бадстовы и убить нас. Эта опасность не казалась бы столь грозной, если бы отец с дедом остались дома.

Следом за раскатами грома и молниями – не помню точно, за чем именно, – с неба с огромной силой, убивая все на своем пути, летели камни. Я видел один такой камень. Он не был похож на другие – обгорелый и весь с дырками, словно прожженный. Темный и загадочный. Словно черный чертенок среди каменного народа.

Синеватые вспышки света, которые приходили со стороны моря и не сопровождались ни раскатами грома, ни падением камней, никогда не наносили вреда людям. Смотреть на эти молнии было увлекательно, они сулили красочные перемены. И хотя было известно, что вспышки были над морем, которое у тебя постоянно перед глазами, в них было нечто загадочное, щекочущее нервы.