Камни говорят

У этого островка, представляющего собой твердую скалу, была одна особенность – он выглядел так, как будто у него нет постоянной формы. Твискер менял высоту и даже положение практически каждый час, словно живое чудовище, вылезающее из моря. Иногда шхера едва возвышалась над водой, порой будучи практически невидимой или даже исчезая совсем. Тогда люди говорили: «Твискер затонул» или «Теперь на Твискере сухо». А если сена было много и навоз сухой, то все радовались, кроме меня. Но и я бывал доволен, как и все, если на следующий день мы шли в поход, плыли на лодке или ходили по ягоды.

А когда шхеры возвышались над морем, время от времени опускаясь, а потом опять внезапно поднимаясь, находясь таким образом в постоянном движении, люди ужасались, если на лугах лежало много сена или кизяка. В таких случаях говорили: «Твискер начал вставать на дыбы. Сегодня ночью или завтра утром будет шторм», и это сбывалось всегда – непогода приходила с восточным ветром и осадками. Я не видел ничего плохого в этих движениях шхеры, но если на следующий день я собирался заниматься чем-нибудь более интересным – вот тогда мне на это чудо-юдо и смотреть было противно.

Вот так мы и жили в постоянном страхе перед причудами Твискера. Будет ли он сегодня опять вставать на дыбы? Или же затонет? В годы моей юности это было одним из самых насущных вопросов для жителей хуторов Брейдабольсстадюра.

18

За хутором, к северу от низины, находились заросшие травой бугры, полянки и холмики с двумя ложбинами – Недри-Лауг (Нижняя Ложбина) и Эври-Лауг (Верхняя Ложбина), и постоянно журчащим ручейком. Недри-Лауг располагалась ближе к хутору, в ней можно было спрятаться от взрослых, норовивших надавать тебе поручений. В Эври-Лауге находились небольшие заросшие травой ямы, часто заполненные водой. Если светило солнце, вода была теплой, и мы, детишки, совершали там первое в нашей жизни купание.

Неподалеку виднелись следы довольно крупных древних развалин продолговатой формы. Их возраст наверняка составлял много веков. Никому не было известно, какую роль это почти что исчезнувшее строение играло в свое время. Может быть, там был огромный загон для овец или ограда пашни еще со дней первопоселенца Хроллауга?

От холма Балар шел подъем в гору. Внизу на поросшем травой склоне было несколько лужиц с чистой как серебро родниковой водой и дном, покрытым песком, который казался живым, если смотреть на него сквозь воду. Эти лужицы назывались Ди (Топи).

Выше начинались мхи, отсыпи, полянки, кочки, холмики и впадины. Над ними находилась полянка Дия-Торвюр, с которой открывался вид на море. Но спокойно смотреть на него было невозможно, потому что на полянке обитало множество черных слизняков, стремящихся на тебя заползти. Это были в определенном роде таинственные существа. Никто не знал, откуда они появлялись весной и куда исчезали осенью. У слизняков было по два рожка, и я слышал, что если зажать их пальцами и загадать желание, то оно сбудется. Один знающий человек сказал мне так, чтобы никто не слышал, что при солнечном свете слизняки занимаются «этим». Я никогда не слыхал, чтобы так делали жители Сюдюрсвейта, так что это показалось мне странным.

Ниже Дия-Торвюра находилась красивая лощина Эйдню-Кваммюр (Лощина Судьбы). Я часто размышлял над происхождением этого названия. Мне оно казалось весьма многозначным, за ним наверняка стояло что-то особенное и в какой-то мере судьбоносное. Но я так и не смог выведать, откуда произошло это название, никто этого не знал. К востоку чуть выше по склону находилась красивая полянка Бейна-Торва (Поляна Костей). Кто лег там костьми? Этот вопрос погружал меня в глубокие размышления.

На склонах повсюду встречались валуны. При беглом взгляде они покажутся безжизненными камнями. Но если долго смотреть на них, они будто начинают обретать жизнь и индивидуальность, прямо как люди. Некоторые валуны неподвижно смотрели на хутора многие десятилетия, другие – долгие века, и мне казалось, что эти камни знали все, что происходило с людьми, живущими внизу. Я испытывал почтение по отношению к этим детям Создателя, никогда не ходил на них по малой нужде или около них – по большой. Еще одна причина, почему я это не делал, – боязнь скрытого народа[73].

У самого основания склона в ста двадцати одной сажени от Хали шла проезжая дорога. По сути, это была тропа с естественными изгибами и излучинами, выбранная лошадьми, коровами, овцами и людьми и протоптанная их копытами и ногами в течение сотен лет. Эта дорога активно использовалась, и по ней можно было быстро скакать на коне.

Когда кто-либо проезжал по дороге, его всегда было видно из Хали, и, если это был незнакомец, про него говорили: «Кого это сюда принесло с востока?» Или: «Кто это едет с запада?» Хуторяне могли еще долго судачить, кто это мог быть, куда направлялся и по каким делам.