Пользуясь известной ему, но запретной для применения в Сензаре магией, он поменялся внутренней сущностью с воробьём, стал на время этой птицей… Единственный раз в жизни он применил заклятие обмена формой. Потом, отлетев от тюрьмы подальше, будучи воробьём, он снова стал человеком, пользуясь заклятием возврата формы. Ему было необходимо также призвать к себе птицу, ведь воробей одновременно с ним обрел свою форму и оказался в тюрьме вместо мастера Цэна. Сделать это нужно было как можно скорей, так как, если бы эту птицу, благодаря которой спасся Мастер Цэн, поймали и успели убить до таинства её благодарения и освобождения – то мастер Цэн тоже погиб бы, ведь он и воробей временно были побратимами. И колдуну нужно было на расстоянии привлечь внимание воробья, владея языком птиц, вызвать его за город и поблагодарить. Без этого благодарения обратная трансформация полностью не была бы завершена, и между ними продолжало существовать магическое слияние. Цэн поблагодарил этого воробья за свое освобождение, высыпал крошки хлеба из кармана, чтобы тот поклевал, а затем словесно пожелал птице счастливого полета. Тем самым он освободил её душу от связи с человеком.
Применение такого колдовства – опасный магический акт, способный навсегда лишить человека внутреннего равновесия. И потому, мастер Цэн больше никогда не проводил подобный опыт. И, хотя мы сейчас говорим всегда, между собою, что мастер Цэн «улетает», но это – совсем другое, и происходит нынешнее действо иначе. Просто, у нашего учителя есть обученный ворон Сарг. И, когда маг находится в трансе, он может видеть всё, что видит улетевший странствовать ворон: он будто бы смотрит на происходящее его глазами. В этом случае Мастер Цэн запирается у себя в комнате, выпускает обученного ворона с определённым заданием и входит в транс. Он не меняется с ним душами. Обученный Мастером Цэном ворон также приносит ему письма и отправляет его послания нужным людям.
Когда мы ночью путешествовали в старый заброшенный храм, Мастер Цэн пребывал в трансе и следовал сознанием за вороном, послав своё письмо одному знакомому колдуну в Миддлстаг.
А теперь, когда я проснулась в своей комнате и открыла глаза, мне даже не хотелось вставать: я ожидала, что мастер Цэн всех нас непременно поругает. Возможно, даже решит срочно нас разделить, отослав поскорей и подальше, в разные стороны. Мы явно «засветились»: магический столб, который мы вчера создали, наверняка до самого рассвета был виден на всю округу.
Я задремала уже под утро, никак не могла уснуть. А сейчас был день. Снизу, с лестницы, пахло выпечкой и грибным супом. Я напялила свою привычную серую рубашку из тонкой шерсти и кожаную недлинную юбку – крестьянскую одежду, свойственную жительницам ближайших деревень, вполне удобную для прогулок по лесу.
Мастер Цэн никогда не считал стряпню чисто женским делом и нередко готовил сам: особенно часто, когда вставал первым. А потому, когда я спустилась на кухню, Дэмэр и Сэдэр уже пили травяной отвар с мёдом и свежими булками, а на печке доваривался суп.
– А вот и наша соня-засоня, – сказал про меня весело Мастер Цэн, но глаза его не смеялись, как обычно.
И я подумала, что впереди у нас – серьезная взбучка.
– Итак, вот мы все и в полном сборе… Не знаю, ребята, как и разговор начать, – неуверенно начал между тем колдун. – Малые вы, вам бы здесь ещё учиться и учиться – а тут не знаешь, что день грядущий готовит…
– Может быть… Нам всем, втроём, в Непроходимую Пустошь уйти, пока не поздно… Пойти искать Назарею… Это ведь наша вина, мы засветились. Мы место это «спалили» – нам и уходить. А тебя одного не вычислят, если на время затаишься и подальше в лес уйдёшь, – виновато промямлил Сэд.