Камни вместо сердец

— И даруй ему долгое правление над нами! — откликнулся Джордж. — Помощник капитана Ликон, Миддлсекские стрелки! Официальное дело к помощнику казначея Уэсту!

Голова исчезла, мгновение спустя вниз полетела веревочная лестница. Она разворачивалась в полете, и конец ее плюхнулся в воду возле нас.

Глава 39

Лодочник выловил его из воды, переместил в лодку, а затем посмотрел на нас с вице-капитаном:

— Поднимайтесь, сэры. Прошу по одному за раз.

Ликон взялся за лестницу, наступил на перекладину и полез вверх. Я следил за тем, как он уверенно переставляет руки. И вдруг над моей головой резко открылся наружу орудийный порт, заставив меня вздрогнуть. Изнутри донесся скрип колес, и из порта странным дергающимся движением выставилось жерло огромной пушки.

— Надо смазать вот эту ось, — послышался резкий голос. Пушка вернулась обратно, и порт со стуком захлопнулся. Я посмотрел наверх: мой проводник уже добрался до самого конца лестницы. Из открывшегося отверстия к нему протянулись руки, и он протиснулся сквозь узкую щель.

— Теперь ваша очередь, сэр, — проговорил лодочник. Глубоко вздохнув, я взялся за перекладины и полез вверх. Вниз я не смотрел. Тихое колыхание воды заставляло терять ориентацию. Когда я оказался наверху, сильные руки втянули меня внутрь. От моих ног до палубы оставалось несколько футов, я споткнулся и едва не упал.

— Это ж хренов адвокат! — удивился кто-то.

Ликон взял меня за руку:

— Я попросил моряка поискать мастера Уэста.

Я огляделся. Палубу закрывала частая сеть из толстой веревки, привязанная к поручню над люком, а в середине — к центральному деревянному брусу в семи футах над нашими головами, опиравшемуся на толстые деревянные столбы вдоль всей верхней палубы. Широкий брус образовывал над нашими головами трап, соединявший бак с ютом, и матрос шел по нему, ступая босыми ногами. Задрав голову, я посмотрел на двадцатифутовый ют. На нем располагались две длинные богато украшенные литьем бронзовые пушки, поставленные под углом, чтобы стрелять наружу. Еще два орудия смотрели на нас с бака, повернутые в противоположную сторону.

— Вот это творение… — произнес я негромко, окинув взглядом верхнюю палубу. Она была примерно сорока футов в ширину и почти столько же в длину, и на ней располагались три чугунные пушки длиной в дюжину футов, привязанные к колесным лафетам. Палуба была освещена тусклым светом сальных свечей, расположенных внутри высоких роговых фонарей. Среди пушек группами расположились десятков шесть матросов, занятых игрой в карты или кости. Все они были босыми, большинство — в безрукавках поверх рубах, а на головах некоторых были круглые войлочные шляпы, так как здесь задувал прохладный ветерок. Многие были молоды, хотя лица их уже успела обветрить непогода. Возле одной из групп сидела небольшая дворняжка, явно наблюдавшая за игрой в карты. Кое-кто из матросов поглядывал на меня с холодным любопытством, поблескивая глазами — вне сомнения, гадая, кто я такой. В одной из групп разговаривали по-испански, другая сидела вокруг клирика, читавшего вслух Библию:

— «Потом, встав, запретил ветрам и морю, и сделалась великая тишина»[41].

Запах тухлого мяса и небольшие клубы пара поднимались над некоторыми из палубных люков, перекрытых тяжелыми деревянными решетками.

— Впервые попали на военный корабль, сэр? — поинтересовался один из моряков, помогавших мне попасть на борт, — вероятно, просто из любопытства.

— Да. — Я посмотрел наверх сквозь сеть на марс, расположенный высоко на фок-мачте. Стоявший на нем матрос, оповестивший о нашем прибытии, вновь вглядывался в море. Какой-то мальчишка лез вверх по снастям с ловкостью мартышки, содержавшейся королевой в клетке в Хэмптон-корте.

Сидевший неподалеку моряк обратился ко мне неуклюжим шутливым тоном:

— Не затем ли вы явились к нам, мастер адвокат, чтобы заставить коков, наконец, подать наверх наш обед? Наши желудки бунтуют!

И в самом деле: почти возле каждого моряка я заметил деревянную миску с деревянной ложкой.

— Будем надеяться, что этот обед окажется хотя бы съедобным, — проворчал другой матрос. Он ковырял в ногтях каким-то инструментом из миниатюрного стального маникюрного набора и, в конце концов, дернувшись, извлек из-под ногтя большую занозу.

— Будет тебе, Тревисик, — осадил его встретивший нас моряк. — Этот джентльмен находится здесь по официальному делу. — Но затем он понизил голос и добавил: — Пища портится, сэр, от долгого хранения в бочках. Нам не нравится доносящаяся снизу вонь. Мы надеялись сегодня получить свежие продукты, однако их так и не привезли.

— На еду, главным образом, жалуются и солдаты, — заметил Ликон и, посмотрев на босоногих матросов, добавил: — На еду и на обувь, хотя с последней у вас, матросов, проблем не заметно.

— Солдатам нужно на борту разуваться, тогда они перестанут спотыкаться и скользить на палубе, — заявил еще кто-то.