— Но я побывал в Сассексе. Эти люди больше не угрожают тебе. — Я заранее решил ничего не говорить ей об обнаружении трупа ее отца. — Сама королева решила взять на себя оплату твоего пребывания здесь. Но если ты хочешь, то можешь уйти отсюда. Ты свободна, Эллен.
Феттиплейс пристально, со страхом посмотрела на меня:
— А что с ним случилось? С… Филипом?
Я промолчал, и она потребовала:
— Скажите мне!
— Он мертв, Эллен. Утонул вместе с кораблем «Мэри-Роз».
Моя приятельница совсем притихла, вглядываясь в пространство, а затем проговорила с тихой и холодной ненавистью, наконец вырвавшейся наружу:
— Он заслужил это.
Именно эти слова произнесла Эмма над трупом Абигайль, и Дэвид — говоря о том, что случилось с ним.
— Он обошелся с тобой ужасным образом, — согласился я.
Пациентка с предельной усталостью посмотрела на меня:
— A тот человек, что был с ним в тот день? Что стало с ним?
Я помедлил с ответом и сперва уточнил:
— А тебе известно, кто это был?
— Я помню только такого маленького тщедушного человечка. — Женщина поежилась, затрепетав всем телом, и я понял всю глубину чувств, терзавших ее изнутри все эти пропащие годы.
— Теперь он высокий государственный чиновник, — рассказал я. — Тебе лучше не знать его имени. Однако он больше не может сделать тебе ничего плохого.
— Потому что ты рассказал королеве о том, что они сделали со мной? — В голосе Эллен теперь слышался гнев.
— Иначе я не мог защитить тебя.
Мисс Феттиплейс смотрела в пространство, и руки ее дрожали над шитьем. Отложив свою работу, она повернулась лицом ко мне:
— Мне было спокойно здесь… спокойно, насколько это возможно. Тебе не следовало вмешиваться.
— Я избавил тебя от большой опасности.
Она с горечью рассмеялась:
— Чтобы сделать это, тебе следовало оказаться девятнадцать лет назад в Рольфсвуде. Ты говоришь так, будто бы имеет значение, что будет со мной. Но теперь мне это безразлично. На какое-то мгновение мне показалось, что у меня есть будущее, когда я подумала, что ты любишь меня. Теперь я вижу, что это невозможно. И как ты думаешь, кто именно растолковал мне это?
— Кто же?
— Гай, твой приятель. O, нет, он не говорил ничего прямо, он просто каким-то образом сумел донести это до меня. Он умен, — проговорила пациентка с горечью. — Однако ты позволял мне питать надежду целых два года. Тебе не хватило храбрости сказать мне правду. Ты — трус, Мэтью.
— Меня столько раз могли убить, пока я искал правду о тебе! — взорвался я.
— Я тебя не просила об этом! — крикнула Эллен в ответ и, пару раз глубоко вздохнув, произнесла тоном, полным глубокого презрения: — А тебе случалось кого-нибудь любить, хотелось бы мне знать? Ты способен на это?
— Нам не дано выбирать любимых. Я люблю… — начал было я, но вовремя осадил себя.
— Теперь мне это безразлично, — ответила моя собеседница, отворачиваясь. — Оставь меня. Я не хочу тебя больше видеть. Теперь я ненавижу тебя. — Гнев исчез из ее голоса, уступив место усталости.
— Ты действительно хочешь этого? — спросил я. — Чтобы я больше не приходил?
— Да. — Феттиплейс больше не смотрела на меня. — И ты сам в сердце своем хочешь именно этого. Теперь я это вижу. Когда мы, безумные, что-то понимаем, мы понимаем это очень ясно.
— Ты не безумна.
— Я сказала тебе — уходи.
Эллен не смотрела на меня, когда я направился к двери, когда закрыл ее за собой и когда, уходя, в последний раз посмотрел на нее через решетку.
Домой я ехал с ощущением полной пустоты в голове. Я не мог думать, и даже вид какого-то иностранца, которого гнала вдоль Чипсайда банда улюлюкающих прохожих, едва отпечатался в моей памяти. Поставив Генезиса в конюшню, я обогнул дом и вышел к фасаду. Саймон выглядывал из верхнего окна. Когда я открыл дверь, он уже летел вниз по лестнице:
— Мастер Шардлейк…
— Что случилось? Джозефина…
— Нет, с ней все в порядке, сэр! Но мистрис Тамасин… Ее помощница приходила за мастером Гаем. У нее до срока начались роды, она думает, что это плохо…
Я развернулся на месте и побежал вдоль Ченсери-лейн к дому Барака, мимо адвокатов, останавливавшихся и провожавших меня взглядом.
Дверь мне открыл сам хозяин, взъерошенный, возбужденный и с кружкой пива в руках. Из-за закрытой двери спальни до нас доносились крики боли.
Джек втянул меня в дом и рухнул на крохотную скамейку в прихожей.
— Где Гай?.. — спросил я у него.
— Он там, с ней, — простонал мой помощник. — Не успел я провести дома и полчаса, как у нее отошли воды. А до срока ей еще две недели! В прошлый раз ребенок шел вовремя…
— А где мамаша Маррис?
— Она там, с Гаем. А меня они выставили сюда.
— Послушай… — Я забрал у клерка из рук кружку с пивом, которой он жестикулировал настолько бурно, что вполне мог расплескать. — А что сказал Гай?
— Сказал, что рано. Мамаша Маррис испугалась и сбегала за ним.
— Ну, вторые дети могут и поторопиться с появлением на свет, тебе это известно.
Мой друг с мукой посмотрел на закрытую дверь, крики за которой не утихали.
— Это означает только, что роды идут… — попытался я подбодрить его.