Камни вместо сердец

Внезапно появившийся высокий человек в белом плаще отвесил Угрюму внушительную пощечину. Тот пошатнулся, выпрямился и снова потянулся к ножу.

Перед ним стоял Ликон.

— Ну-ка, ударь меня, паршивец, и попадешь в бунтовщики! — рявкнул он и уже более спокойным тоном добавил: — Но если хочешь, я расправлюсь с тобой с глазу на глаз, как подобает мужчине.

Угрюм, из угла рта которого потянулась струйка крови, уронил руки вниз. Раскачиваясь, как марионетка с перерезанными нитями, он застыл на месте.

— Я не бунтовщик, — проговорил он, после чего снова пошатнулся и выкрикнул: — Просто я хочу жить! Жить!

— Тогда перестань пить и работай, как все остальные. Так солдату проще всего выжить, — бросил Джордж.

— Трус! — донесся из тьмы еще чей-то голос. Угрюм повернулся на этот крик, помедлил и углубился в темноту.

Ликон повернулся к солдатам:

— Должно быть, скоро свалится… пусть через какое-то время кто-нибудь сходит за ним и переправит его в палатку. Завтра утром он сможет принести мастеру Шардлейку извинения перед всем строем.

С этими словами капитан направился прочь. Я поспешил догнать его:

— Спасибо тебе за это, Джордж. Только прошу, не надо никаких публичных извинений. Они бесполезны, а я не хочу расставаться с вами в такой ситуации.

Ликон кивнул:

— Очень хорошо. Однако какое-то наказание должно последовать.

— Подобные вещи случались со мной и прежде. И случатся еще не раз, — сказал я и, помедлив, добавил: — Он боится того, что ждет его впереди.

Джордж посмотрел на меня:

— Понимаю. Теперь, когда мы уже возле Портсмута, многие из солдат начинают бояться. Но я сказал правду: если дело дойдет до битвы, только дисциплина и совместный труд могут предоставить солдату возможность сохранить жизнь. Хотя в итоге все решают судьба и случай.

Недолго помолчав, он проговорил:

— Сегодня утром от этой барабанной дроби мне уже выть хотелось. — Он сделал еще одну недолгую паузу и продолжил: — Мастер Шардлейк, после того, что я наговорил вам в Годалминге, вы… вы действительно считаете, что я гожусь в командиры? Мне придется командовать ими, от сэра Франклина толку не будет. Он хорош, когда надо поддерживать дисциплину — вчера вечером целая группа после пьянки принялась буянить, и он несколькими словами прекратил дебош. Но вы же видели его — он слишком стар для того, чтобы вести людей в бой!

— Я уже говорил тебе, что такого командира, как ты, им еще надо было бы поискать, — заверил я молодого человека.

— Благодарю вас, — ответил он негромко. — Я боялся, что вы считаете иначе.

— Нет. Клянусь душой!

— Молитесь за нас, после того как мы расстанемся.

— Охотно. Хотя, на мой взгляд, Бог давно уже перестал слушать мои молитвы.

Странно было ночевать в одной палатке с Дириком. Он вовсю храпел, мешая мне спать. На следующее утро мы снова были в седле, и к потертостям на ногах у меня добавилась мучительная боль в спине. Начинался последний день нашего путешествия. Лицо Угрюма заметно опухло после вчерашней пьянки. Когда он занял свое место в строю, многие из солдат бросали неодобрительные взгляды в его сторону — надо думать, потому, что он позволил себе показать людям свой страх. Снодин, напротив, выглядел не хуже, чем обычно, — признак истинного пьяницы.

Мы выступили в путь. Топот марширующих ног, грохот телег за спиной, неизменное облако пыли, окутывавшее нас, сделались уже повседневной привычкой. Но это действительно был последний день пути: солдатам предстояло дойти до Портсмута, а нам, по словам Дирика, осталось проехать всего несколько миль до деревни Хорндин, после чего свернуть на Хойленд.

День опять выдался душным и жарким. Почти все утро солдаты пели вульгарные версии придворных любовных песен, оснащая их таким количеством непристойностей, что я не мог не улыбнуться. Мы вновь въехали в лесной край, чередовавшийся с низинами, лугами и редкими деревнями, жители которых шли в церковь на воскресную службу. Из уважения к ним солдаты умолкли.

Потом, мили через две, дорога сузилась, зажатая между двумя высокими поросшими лесом откосами, и мы наткнулись на громадную телегу, потерявшую колесо и опрокинувшуюся, перегородив дорогу от края и до края. На ней везли большую железную пушку пятнадцати футов длиной, выскочившую из-под удерживавших ее толстых канатов и лежавшую теперь на дороге. Четверо везших телегу рослых коней паслись тут же на обочине. Возчик уговорил солдат помочь ему починить повозку: пушка ехала в Портсмут из Сассекса по дороге, хотя, по мнению возницы, ее следовало переправлять морем.

Пока несколько человек поднимали пустую телегу и надевали на ось запасное колесо, остальные солдаты расселись, устроившись в низу узкой ложбины. Дирик сперва расхаживал взад и вперед в обществе Фиверйира, рассматривая при этом лес, а потом подошел к нам с Бараком.

— Не разрешите ли сесть рядом с вами? — попросил он и, едва сев, махнул рукой в перчатке в сторону деревьев: — Эта земля, как и владения мастера Хоббея, является частью древнего Бирского леса. Вы знаете его историю?

— Только то, что издревле, еще с норманнских времен он принадлежал королям, — вспомнил я.