Кампанелла

…Ночью в окрестностях Неаполя внезапно разыгрался страшный ураган. Только в порту утонуло восемь кораблей, а сколько галер и лодок погибло в открытом море, никто точно не знал.

В городе богобоязненные люди во всеуслышание говорили, что это кара господня. Само небо возмутилось невиданным святотатством: повесить осужденного, не сняв с него одежды клирика, да еще в воскресенье!

Вице-король был доволен казнью. Правда, кое-кто упрекал его за излишнюю торопливость. Он ссылался на то, что его самого не было в Неаполе, а потом для своего оправдания пустил в ход выдумку, будто казнь была ускорена в связи с тем, что Пизано, находясь в одной тюрьме с Маврицио ди Ринальди, пытался его отравить.

17 января, на следующий день после казни Пизано, едва только улегся свирепствовавший всю ночь ураган, состоялось первое заседание нового трибунала. На нем рассматривались собранные следствием материалы. Уже во вторник нетерпеливый вице-король повелел не копаться дальше в бумагах, а тут же приступить к допросам самого Кампанеллы. Пылкое усердие членов трибунала ни к чему не привело. Кампанеллу каждый день вызывали на допросы, длившиеся помногу часов подряд. Томмазо отрицал абсолютно все — не только утверждения свидетелей, но и свои собственные слова, содержащиеся в заявлении, написанном для Ксаравы. Он мотивировал это тем, что в Калабрии его, как и остальных, вынуждали давать ложные показания. Члены трибунала грозили Кампанелле страшными карами, но он настаивал на невиновности. Ему пообещали изобличить его очными ставками. Он пожал плечами — ничто не заставит его согласиться с клеветой.

Первая очная ставка была с Маврицио. Тот повторил в его присутствии свои признания.

С болью в сердце Томмазо видел, как его друг, которого не могли сломить никакие пытки, добровольно рассказывал обо всем, что знал. Маврицио не сказал ни слова лжи. Правда? Правда лишь в том, что помогает борьбе! Кампанелла заставил себя смотреть в глаза Ринальди и твердо повторял, что все сказанное Маврицио — выдумки и ложь. Маврицио не стремился уличить Кампанеллу и не убеждал его признаться. Он, покорный судьбе, только призывал в свидетели Бога и клялся, что говорит правду. Томмазо все отрицал. Очная ставка желанных результатов не дала. Когда Маврицио увели, Кампанелла вздохнул с облегчением. Хорошо, что эти невыносимо тяжкие часы остались уже позади!

Но Санчес и не думал об отдыхе. И этот день стал действительно очень трудным. Кампанелле пришлось выдержать пять очных ставок.

Их вводили одного за другим: Франца, Кордова, Тиротта, Гальярдо. Снова и снова повторялась одна и та же процедура. Обвиняемый, выступавший свидетелем, приносил присягу, что будет говорить только правду, потом на вопрос, знает ли он сидящего напротив человека, отвечал положительно и называл имя Кампанеллы, после чего перечислял основные факты, выявленные на предшествующих допросах. А Кампанелла отвергал все показания, называл их клеветой и гнусным вымыслом. Прямо в лицо бывшим товарищам бросал он упрек в том, что они лгут. Это было не легко, но Кампанелле придавала силы уверенность, что такая линия поведения отвечает не только его интересам, но и всех калабрийцев, в том числе и тех, кто теперь, поддавшись слабости, свидетельствовал против него. Томмазо был поражен, как плохо выглядели его товарищи — заросшие, изможденные, желто-зеленые лица. Может быть, их вид так сильно подействовал на него, потому что он давным-давно не видел собственного лица?

На следующий день очные ставки возобновились. Кампанелла должен был отрицать показания Конья и Лаврианы.

Санчес после очной ставки Кампанеллы с Ринальди убедился, что к нему надо применить другие, более радикальные меры, и тотчас же потребовал подвергнуть Кампанеллу пытке. Неожиданно он наткнулся на несговорчивость нунция. Хотя распоряжение папы и уполномочивало апостолических комиссаров применять пытку по собственному усмотрению, нунций захотел снова обратиться с запросом в Рим. Санчес доказывал, что нунций проявляет полную неосведомленность в делах правосудия. Но Альдобрандини был себе на уме. Он хотел лишний раз показать заносчивым чиновникам вице-короля, что только Рим имеет право решать участь духовных лиц, какими бы отъявленными преступниками они ни были. Нежданно-негаданно Кампанелла получил передышку.

Между тем трибунал продолжал проводить дознания. Очные ставки Дионисия Понцио с несколькими свидетелями окончились ничем. Дионисий, как и Кампанелла, даже когда свидетели говорили чистейшую правду, заявлял, не моргнув глазом, что они по злобе на него клевещут. После очных ставок и угроз прокурора Кампанелла понимал, что его в ближайшие дни подвергнут пытке. Его озадачила причина проволочки.