Камрань, или Невыдуманные приключения подводников во Вьетнаме

Из многовекового опыта флотской службы следует такой вывод: «куда матроса ни целуй, везде у него жопа». Сказано грубо, но метко и на сто процентов верно. Ничего не поделаешь, такая уж там анатомия. С этим, кстати, были согласны и сами матросы. Некоторые, уходя на дембель, откровенно говорили, что меньше надо было с ними церемониться, а больше драть. Также никто из разбирающихся в сути вопроса не будет спорить с тем, что, как за бойцом ни следи, он, как та свинья, которая везде грязь найдёт, если захочет напиться – изыщет тысячу способов это сделать. Так произошло и у нас ещё при нахождении лодки в родной базе.

Трое матросов, усыпив бдительность своих непосредственных начальников, смылись в самоволку в город. Там они благополучно привели себя в нетрезвое состояние, попросту – нажрались, и в поисках приключений на свой зад умудрились изнасиловать проститутку. Я этот объект потом видел, сомнений относительно рода её профессиональной деятельности не возникало никаких, возникал только вопрос – почему изнасилование? Но грех совать нос в дела сердечные. Может быть, там была неразделённая любовь? А может, кто-то из троицы неосмотрительно пообещал жениться? Скорее же всего у парней просто не оказалось денег. Но, что бы там ни было, итогом увеселительной прогулки стало уголовное дело по статье 117 УК РСФСР.

Должен сказать, что милиция оказалась на высоте. Улик было не много – три маркированных по спине номером войсковой части ватника с фамилиями владельцев на внутренних карманах. Но проявив чудеса смекалки, пинкертоны из райотдела всего лишь через две недели вышли на след злодеев. Бойцы были арестованы и впоследствии получили по заслугам. Но, как оказалось, виноваты были вовсе не они, а их непосредственные начальники – офицеры, которые не доглядели и не предотвратили. Именно поэтому «нормальные парни, комсомольцы, отличники боевой и политической подготовки парятся сейчас на нарах».

Именно эту мысль на следующий день после задержания отличников боевой и политической подготовки нам два часа втолковывал инструктор политотдела – упитанный, розовощекий полковник в новомодных, в металлической оправе очках, специально прибывший в экипаж провести воспитательную беседу с офицерами. Лет ему было около тридцати пяти, гладкий, холёный, похожий на наливное яблочко. Несмотря на внушительное звание, по всему было видно, что тяготы и лишения военной службы счастливым случаем обошли его стороной. В то нелёгкое время стать до тридцати пяти лет полковником можно было либо слетав в космос, либо героически сражаясь на переднем крае идеологического фронта. Исполненный благородного гнева, сверкая плоскими, как у Берия, стёклами очков, он обвинял нас в халатности, попустительстве, непрофессионализме и во всех остальных грехах. Было бы не так обидно услышать подобное от командира, комбрига или другого боевого офицера, который, как говорится, в теме. Который если уж и учинит разнос, то за дело, потому как сам во всем знает толк и право имеет. Но слышать разглагольствования этого хлыща было невыносимо!

Тут в ленинскую комнату заглянул командир. Должно быть, проходя мимо, он услышал несколько ярких фраз из вдохновенного выступления оратора. Бросив взгляд на наши кислые физиономии, он понял, что здесь происходит форменное «избиение младенцев».

– Ты, полковник, что тут устроил? – начал командир почти дружелюбно.

– Да вот, по заданию начальника политотдела провожу с офицерами беседу, разбор полётов, так сказать, – браво, чуть с вызовом ответил тот. – Дисциплина тут у вас, понимаете, хромает, матросы в самоволки шляются, а офицеры не следят, бездействуют… так сказать… – предчувствуя недоброе, сбавил он тон.

– А ты, значит, лучший специалист по воспитанию личного состава? – смерив политработника недобрым взглядом, поинтересовался командир. – Так переходи к нам на лодку, а то что же ты там у себя в штабе прозябаешь? Да и нам здесь прямо ну никак без твоего драгоценного опыта! А мой старпом пусть в политотделе месячишко за тебя балду попинает, может, харю, как у тебя, наест!

Замечу, что время было хоть и перестроечное, но ещё вполне застойное, и такие хлыщи – политрабочие – имели реальную власть. Успешность карьеры любого офицера часто могла зависеть от них. Но нисколько об этом не беспокоясь, командир продолжал в обычной своей манере (часть его не совсем литературных выражений я по понятной причине опускаю):

– Ты вот – целый полковник, а вот скажи мне, уважаемый, ты живого матроса, кроме как с трибуны, в глаза-то видел? А в море дальше, чем на рыбалку на штабном катере выходил?

Не привыкший к такому обращению небожитель из политотдела глубокомысленно молчал, позабыв закрыть рот.

– А мои офицеры из морей не вылазят! Даже сейчас, при стоянке в базе, дома в лучшем случае раз в неделю бывают! Так чему ты их пришёл учить, … полковник? Как матросов воспитывать? Да поставь тебя сейчас одного перед строем, так у тебя очки запотеют и штаны промокнут в пять секунд…