— Скажите честно, Андрей Николаевич, руку на сердце положите… прямо на партийный билет. Вы действительно считаете, что должность политработника крайне необходима? Ну да, конечно! Что же Вы ещё сказать можете! А зачем она нужна? Что Вы такого делаете, чего не может сделать командир, старпом, помощник… я вот, на худой конец? Мы все такие же коммунисты… Теоретически и идеологически подкованы… Политику партии сами можем объяснить. То-то и оно… Раньше привилегией комиссара было первым идти туда, где трудно. А что сейчас? А сейчас наоборот — где теплее и сытнее, где присосаться можно! Да вот у нас, на корабле… У каждого офицера есть вахты, дежурства… А Вы, позвольте вас спросить, когда последний раз ночью не спали? В училище, наверное, ещё… дневальным на тумбочке!
Штурман смерил зама неприязненным взглядом.
— И ведь знали же, на что идёте, специально такую профессию выбирали! Ну ладно… коль уж есть такая должность… Но Вы, видя, что офицеры зашиваются, а у Вас обязанностей никаких, почему никому не помогаете? Почему не освоите какую-нибудь специальность? Доктор вон всё умеет, механику помогает, никогда без дела не сидит. Старпом как белка в колесе… Журналы помогли бы ему когда-нибудь заполнить, бумаги разгрести. Почему допуск на вахтенного офицера не получаете? Нет! Вам это не надо… Так спокойнее. Языком помолоть — это всегда пожалуйста! Вам важно сытно есть и сладко спать. Перекантоваться тут годик-два, запись в личное дело получить — и на берег, на тёплое местечко. Рассказывать таким же дармоедам, как на подводной лодке океанские глубины покоряли… Да что там! Вы даже свои куцые обязанности как положено выполнять не хотите! Вон Курдыш… замполит с пятнадцатой… Я с ним в автономку ходил. Так он и вахтенным офицером стоял, и прокладку мог вести… А ещё заранее разослал письма родителям, потом в море на дни рождения ставил по трансляции кассету с родительскими поздравлениями. У бойцов слёзы текли…
На замполита было жалко смотреть. Он ещё пытался сохранить независимый, нахохленный вид и время от времени с надеждой поглядывал на проём двери, словно ожидая, что там появится всесильный Воть-Воть и спасёт его от позора. Но за перегородкой было тихо, начальник политотдела или умер, или предпочёл не вмешиваться, опасаясь, что и ему по случаю перепадёт.
Штурман утих так же неожиданно, как и минуту назад ринулся в бой. Он порывисто, словно о чём-то внезапно вспомнил, тряхнул головой, вздернул руку, глянул на часы, вернее на то место, где они должны были находиться, и умолк, вспомнив о недавно постигшей его тяжелой утрате. Над столом нависла звенящая тягучая тишина. Стало слышно, как в коридоре на подволоке сухо потрескивают коробочки КПЧ[28]
да капает вода с маховика аварийной захлопки в подставленную тарелку. Звонко пощёлкал несколько раз динамик «Каштана», пронзительно зафонил и хрипло разразился командой:— Третьей боевой смене приготовиться к заступлению на вахту!
— Ну вот и поговорили! — штурман отодвинул от себя эмалированную кружку с остывшим чаем и промокнул салфеткой лоснящийся лоб.
— Приятно было пообщаться, Андрей Николаевич, рад бы ещё, да вот — труба зовет. Вы, если что, приходите ко мне в штурманскую… в гости… Подискутируем на досуге. Скажу честно — и в Вашей позиции я усматриваю большое рациональное зерно! На самом деле всё не так плохо, как я тут наговорил…
Было ясно, что в случае чего штурману не составило бы труда взять любую растоптанную, низвергнутую теорию, отряхнуть, почистить и вновь водрузить на место.
Не получив от зама внятного ответа, он демонстративно раскланялся, пожелал присутствующим приятного аппетита и стал осторожно, бочком выбираться из-за стола.
45
Отцы и дети
На днях сын попросил у меня денег. В бургерную с пацанами решили сходить. Сначала идея мне понравилась и вызвала даже чувство некоторого умиления. «Вот, — думаю, — какой у меня сознательный сын: тринадцать лет уже, а не курит, не колется и пиво ещё даже не пьёт. Сходит сейчас с друзьями в приличное заведение, скушает там гамбургер, картошку фри или ещё чего, колой или другой какой шипучей гадостью всю эту дрянь зальёт — и вполне будет счастлив. И приключений на свою задницу искать не станет, потому что и так хорошо, потому что трезвый».
Потянулся я было за кошельком и вспомнил штурмана, речь его почти тридцатилетней давности в душной кают-компании подводной лодки. С точки зрения сына, не вовремя, наверное, вспомнил. Не случись того — получил бы он свои пару сотен и пошёл веселиться, а так — форменный облом человеку получился. Не дал я ему денег. Не от жадности, как вы понимаете, а совершенно наоборот. Из соображений чистейшего блага.
В летний субботний полдень, когда на улице безмятежно щебечут птички, а друзья сына уже оборвали телефон, недоумевая, почему он не выходит во двор, я усадил отпрыска перед собой за кухонный стол и принялся накачивать патриотизмом.