На протяжении всей этой тирады сын зевал, поглядывал в окно и делал вид, что слушает. Жена смотрела на меня, как на идиота, и несколько раз порываясь спасти бедного ребёнка. Но процесс воспитания патриота я всё же довёл до конца.
Закончив, довольный и удовлетворённый, я задал контрольный вопрос: «Ну что сын, пойдёшь в бургерную?»
— А ты мне денег дашь? — оживился он, поднимая на меня ясные пустые глаза.
От неожиданности я захлебнулся квасом, которым в данный момент запивал краюшку ржаного хлеба (заметьте, всё отечественного производителя!), закашлялся, и по щекам моим потекли слёзы.
— Как? Ты не понял того, что я битый час пытался до тебя донести? Что, покупая товары иностранного производителя, ты вредишь не только своему здоровью, но и экономике своей страны?
— Папа, да мне пофигу все эти дела. Зачем заморачиваться? Главное, чтобы вкусно было! — ответил мне сын.
Взгляд его был уже не просящий, а жалостливый. Видно было, что он жалеет меня, создающего себе дополнительные проблемы и не понимающего таких элементарных вещей: потребляй, получай от жизни кайф и ни о чём не задумывайся! А стоявшая здесь же на страже жена наконец-то вырвала из моих клешней своё чадо, сунула в карман три сотни и отправила с глаз долой давиться шипучкой и гамбургерами. В расстроенных чувствах я уединился в своем углу и принялся размышлять о несправедливости мироустройства, о полном упадке патриотического воспитания в семье и школе.
Выйдя с мусорным ведром на улицу (жена вынести отправила), я зашел в лавку, растолкал шумную компанию школьников (пивка на переменке прибежали долбануть) и без очереди купил себе бутылку водки. Малолетки начали было наезжать, дескать, перемена заканчивается, а им бухнуть надо успеть, кто-то попытался даже ударить портфелем, но увидев, как лихо, в несколько глотков прямо из горла я опорожнил полулитровую бутыль, затихли, зашептались и, приняв меня, очевидно, за достойного наставника и старшего товарища, уважительно расступились, когда я направился к выходу. Провожали они меня взглядами, выражающими неприкрытое восхищение. Видно было, что они хотят побыстрее вырасти, перейти с пива на водку и когда-нибудь дойти до такого же мастерства.
Когда я сделал последний глоток и шумно выдохнул, мне стало гораздо легче. За державу было уже не так обидно. Выдох мой попал на входящего в магазин старичка, и он упал замертво. Потом, правда, поднялся, но за водкой идти передумал, сказал, что ему и так хватило, и поблагодарил за сэкономленные деньги.
Швырнув в голову кому-то из прохожих пустую бутылку и промазав, я не сильно расстроился. Оглядевшись вокруг, я понял, что жизнь прекрасна! И как я раньше этого не замечал? А какие прекрасные люди вокруг! Как заливисто гогочут парни и девочки, хлещущие пиво в скверике неподалёку! Как грациозно молодая мама держит в пальчиках тоненькую сигаретку и окуривает вкусным дымком свою жмурящуюся кроху. Как легко и грациозно два бомжа тащат на пункт приёма металлолома пятидесятикилограммовый радиатор центрального отопления! Получат сейчас свои честно заработанные пару сотен, купят бутылку, и им тоже станет хорошо. Хорошо жить в стране, когда всем вокруг хорошо! Абсолютно счастливый и совершенно утешенный, я засыпаю на отполированной тысячами задниц скамеечке у подъезда.
46
Сонное царство, конфуз боцмана и антисемитский демарш старпома
Ходовая вахта в подводном положении — довольно скучное занятие: сидишь себе в центральном посту и дел особо никаких. Боцман держит заданную глубину, рулевой — заданный курс, мотористы — обороты винтов соответствующие, а вахтенный офицер ничего не держит, крутится себе на вертящемся кресле из стороны в сторону и всех контролирует. В надводном положении, конечно, интереснее: свежий воздух в лицо, живое море, множество светящихся целей на горизонте, за которыми надо следить и вовремя успевать расходиться — особо не соскучишься.
Время неумолимо клонится к полуночи. Вроде бы не так поздно, но предыдущая бессонная ночь и уже наметившийся недостаток кислорода всё сильнее дают о себе знать. В тесной каморке на шатком табурете сидит Борисыч. Он бдительно таращит глаза и прилагает героические усилия, чтобы не свалиться с табуретки. Из последних сил Борисыч борется со сном, но это у него плохо получается. Энергичные растирания висков и ушей, резкие встряхивания головой не очень помогают — штурман клюёт носом. Как на грех, и у него работы никакой. Идём под двигателем эконом-хода со скоростью два узла — тут даже штурману трудно перетрудиться. В подводном положении обсерваций нет, ставь себе по счислению точки на карту и координаты в вахтенный журнал вовремя заноси. Только и заботы, как бы голову на стол совсем не уронить да на карандаш глазом не напороться.